Глава 7. История Рауля

 

Когда они ушли, я повернулся к своему спутнику, который сидел, сжавшись в комок, совершенно окаменевший, в углу хижины. Помогая ему подняться, я предложил, что если он в состоянии хотя бы немного передвигаться, для нас обоих было бы предпочтительнее покинуть это место на случай, если те люди вдруг решат вернуться. С великим трудом я поднял его, и прошло много времени, прежде чем я отвел его в укромное место в той темной равнине, где, пусть даже без крыши над головой, мы, по крайней мере, избежали опасности попасть в окружение. Далее я сделал все, что мог, чтобы облегчить мои страдания с помощью методов, которым меня научили во время моего пребывания в Доме Надежды. Спустя некоторое время бедняга был уже в состоянии говорить и поведал мне о себе и о том, как он оказался в той темной стране. Оказалось, что он совсем недавно покинул землю, будучи застрелен человеком, который воспылал к нему ревностью за то, что он оказывал знаки внимание жене того человека, и основания для этого были. Одно было примечательным в истории этого несчастного духа: он, бедняга, не испытывал гнева или желания отомстить тому человеку, который ускорил его уход в мир иной. Его единственными чувствами были горе и стыд. Более всего его угнетало в этой истории и открыло ему глаза на глубину собственного падения открытие, что женщина ради любви к которой все это было сделано, была черствой эгоисткой, которая совершенно не любила ни одного из них. Ее занимала лишь мысль о том, как вся эта история повлияет на нее лично и на ее положение в светском обществе. Ни одной мысли, кроме гнева и недовольства, не возникало в ее голове относительно состояния своего несчастного мужа или жертвы его ревнивого гнева. 
 "Когда я узнал, - начал рассказывать молодой человек, которого я буду называть Раулем, - когда я понял, что действительно умер, но при этом все-таки имел возможность вернуться снова на землю, моей первой мыслью было броситься к ней и, если это только возможно, утешить ее или, по крайней мере, дать ей почувствовать, что даже мертвый, я все еще жив, что и после смерти я продолжаю думать о ней. И как, по твоему, в каком состоянии я нашел ее? Ты думаешь, она плакала обо мне? Горевала о нем? Нет! Ни на йоту! Она думала только о себе и сожалела о том, что вообще связалась с нами, о том, что одним мановением руки она могла и не выкинула нас обоих из своей жизни, чтобы начать все с начала с кем-нибудь другим, стоящим гораздо выше нас на социальной лестнице. Пелена упала с моих глаз, и я понял, что она никогда не любила меня, ни капельки. Но я был богат, благороден по рождению и с моей помощью она могла занять в обществе высокое положение, вот почему она сознательно совершила адюльтер - не из-за любви ко мне, но лишь затем, чтобы блеснуть очередной победой над соперницами. Я оказался обычным слепым дураком, который поплатился за свое безумие жизнью. Для нее я был лишь неприятным напоминанием о позоре и скандале, которые свалились на нее. Горьким было мое бегство с земли, и мне было безразлично, куда я попаду. Я сказал себе, что никогда больше не поверю в доброту и истину, какими бы они мне ни представлялись. И мои дикие мысли и желания привели меня вниз, в темноту. А в этих отщепенцах-гуляках я обнаружил сходство с теми, кто жил за мой счет и льстил мне на земле, среди которых я растлил себя и потерял свою душу". 
 "И что теперь, мой несчастный друг, - сказал я ему, - неужели ты не желал бы найти путь к покаянию, с помощью которого ты вернулся бы в земли, где больше света, где тебе помогут вернуть утраченное мужество и твою лучшую сущность?"
 "А теперь, увы! уже слишком поздно, - сказал Рауль. - В аду - а это, конечно же, ад - ни для кого больше нет надежды". 
 "Ни для кого нет надежды? - переспросил я. - Не говори так, друг мой, эти слова слишком часто срываются с уст несчастных душ, но я свидетель, что даже в темноте отчаяния таится надежда. Ведь я также познал горечь и скорбь, подобные твоим, но во мне всегда теплилась надежда. Ведь та, которую я любил, была подобна ангелам, она протягивала ко мне руки с любовью и надеждой и именно ради нее я стараюсь дать надежду другим, надежду, которую я обрел сам. Идем, позволь мне проводить тебя, и я отведу тебя в лучшие земли". 
 "А кто такой ты, о! друг, обращающийся ко мне с такими ласковыми словами и такой добротой, ведь воистину, я, можно сказать, обязан тебе жизнью, хотя я слишком хорошо знаю, что здесь, в этом месте, увы! нельзя умереть, можно только смертельно страдать в муках величайшей боли. Но смерть не идет ни к одному из нас, ибо мы уже переступили ее порог и, похоже, обречены страдать вечно? Скажи мне, кто ты? Как ты оказался здесь со словами надежды, которые ты произносишь так уверенно. Я бы мог сказать, что ты подобен ангелу, спустившемуся вниз, чтобы помочь мне, но для этого ты внешне слишком похож на меня". 
 И тут я рассказал ему мою историю, о том, как я самостоятельно прокладывал для себя путь наверх, как мог бы сделать это и он, говорил о великой надежде, которая всегда вела меня за собой, о том, что со временем я буду достоин воссоединиться с моей любимой в стране, где мы никогда больше не расстанемся. 
 "А она, - спросил он, - будет ли она терпеливо жить этими ожиданиями? Неужели же она проведет всю свою земную жизнь в одиночестве, чтобы потом соединиться с тобой на небе? Что ты, друг мой! Это самообман! Цель твоя - мираж. Ни одна женщина не останется в одиночестве ждать, если только она не стара и не безобразна. Допускаю, может быть, некоторое время так и будет, если она достаточно романтична и если никто не сделает ей предложения. Но если она не ангел во плоти, она постепенно утешится, поверь мне. Если твои надежды основываются только на этом, мне очень жаль тебя". 
 Признаюсь, его слова рассердили меня до некоторой степени, они всколыхнули мои былые подозрения, они были подобны холодному душу, который обрушился на меня, смыв теплую романтическую оболочку, согревавшую меня. Частично с целью успокоить мои и его сомнения, я сказал немного запальчиво: "Я возьму тебя на землю, и если мы увидим, что она оплакивает только меня, думает только обо мне, поверишь ли ты, что я знаю, о чем говорю, поверишь ли ты, что я не ошибаюсь? Признаешь ли ты, что твой жизненный опыт, равно как и опыт общения с женщинами, неполон, что есть вещи, о которых ты еще не знаешь?"
 "Мой дорогой друг, поверь мне, я от всей души прошу твоего прощения, если мое недоверие оскорбило тебя. Я восхищаюсь твоей верой, я сам хотел бы обладать хотя бы крупицей ее. Мы непременно пойдем и навестим ее". 
 Я взял его за руку и затем сильно пожелал, чтобы мы оказались вблизи моей любимой, мы тот час же поднялись и помчались сквозь пространство, почти со скоростью мысли и, наконец, оказались на земле в комнате. Я увидел ангела-защитника, охранявшего мою любимую, и смутные очертания внутреннего убранства комнаты. Но мой друг Рауль не видел ничего, кроме силуэта моей любимой, которая сидела в кресле и яркостью своего духа и бледным ореолом окружающего ее света напоминала святую. Духовный свет, незримый для вас, живущих на земле, но четко различимый с духовной стороны жизни сияет вокруг тех людей, которые ведут свою жизнь в добре и чистоте, в то время как нечестивые бывают обычно окружены темным туманом. 
 "Боже! - воскликнул Рауль, падая на колени у нее ног. - К кому ты меня привел? Это ангел, святая, а не женщина. У нее неземной вид!"
 Я назвал ее по имени и при звуке моего голоса ее лицо осветилось радостью, грусть исчезла с него, и она мягко ответила мне: "Мой дорогой, это действительно ты? Я так ждала твоего прихода! В моих мыслях и снах только ты! Сможешь ли ты меня коснуться?" Она протянула руку и на один короткий миг моя рука коснулась ее, и, хотя прикосновение было более чем мимолетным, она вздрогнула, словно на нее обрушился ледяной ветер.
 "Посмотри, любимая, я привел к тебе моего несчастного друга, чтобы ты упомянула его в своих молитвах. Я хочу, чтобы он знал, что на земле есть верные женщины - благословение истинной любви, но только если мы этого заслуживаем". 
 Она не услышала всего, что я сказал, но поняла общий смысл и улыбнулась такой теплой улыбкой, а потом сказала: "О да! Я верна тебе, любимый, так же как и ты верен мне, и когда-нибудь мы будем очень счастливы!"
 Рауль, все время стоявший перед ней на коленях, протянув вперед руки, пытаясь коснуться ее, но его, как некогда меня, не пускала незримая стена. Он отошел назад и воскликнул, обращаясь к ней: "Если твое сердце так переполнено любовью и жалостью, удели хоть каплю мне, ибо я так несчастлив, так нуждаюсь в твоих молитвах! Молись, чтобы и мне помогли, ведь я уверен, что твои молитвы непременно будут услышаны там, куда я недостоин возносить мои молитвы! Я буду жить надеждой, что когда-нибудь буду удостоен прощения". 
 Боя любимая услышала слова несчастного и, опустившись на колени около своего кресла, произнесла простую и краткую молитву, прося помощи и утешения для нас всех. А Рауль был так растроган, что почувствовал себя окончательно разбитым, и мне пришлось взять его за руку, чтобы отвести назад в землю духов, но теперь уже минуя сферу, в которой отсутствовала надежда. 
 С того времени мы с Раулем некоторое время работали вместе в той темной земле, где он больше уже не жил, надежда его начала неуклонно расти. Он был живым и веселым от природы, как истинный француз, грациозный и великодушный. Его настроение не могло окончательно подавить даже то мрачное окружение. Мы стали близкими друзьями, и наш труд в совместных усилиях был для нас еще приятнее. Нашим близким отношениям, однако, не суждено было продолжаться вечно. Но впоследствии мы часто встречались и участвовали в какой-нибудь общей работе, как соратники из разных полков, чьи встречи и расставания диктовались нуждами стратегии.