3. Портрет Матери

Е-Джин Мун, 3 мая, 1991

 
Передо мной портрет Матери, такой красивой, умиротворенной, я не решаюсь прикоснуться к нему, чтобы не запачкать его своими пальцами. Погрузившись в размышления, я неотрывно гляжу на не­го и растворяюсь в воспоминаниях. Потом постепенно я начинаю различать то, что скрывается за этой улыбкой, такой безмятежной, такой совершенной, что она просится на картины. Столько безмолв­ного терпения! Столько боли и одиночества, столько сокровенных нерассказанных историй!
Детство Матери было одиноким. Помню, как бабушка призна­лась мне, что она оставила своего мужа через месяц после бракосо­четания, и к этому ее побудило откровение, что ребенку, которого она носит в своем чреве, уготовлена особая судьба. Это откровение дало бабушке особое сознание своей миссии, что послужило движу­щей силой в создании духовного основания, на которое позднее могла взойти ее дочь. Хотя Мать имела духовную поддержку своей матери, внешнего проявления любви и физической поддержки недоставало. Девочка часто оставалась в одиночестве, потому что полная посвящения жизнь бабушки проходила в молитвенных бде­ниях и упорном труде в Церкви. Когда Мать была в средней школе, ей даже пришлось жить со своими тетей и дядей, которые не очень одобряли ее присутствие у себя в доме.
И в 16 лет, в очень нежном возрасте, девочке Хак-Джа Хан выпало стать Истинной Матерью. Неизбежно путь к положению Истинной Матери должен был оказаться непростым. До того как выбор Истин­ного Отца окончательно пал на Мать, было много высокообразован­ных женщин, горевших желанием занять это положение. Нетрудно вообразить, какую зависть и ревность вызвала у них Истинная Мать. Многие из них считали Мать незрелой и необразованной.
После Святого Бракосочетания начался первый семилетний пе­риод в жизни Матери. В этот период ей не рекомендовалось встре­чаться с собственной матерью, и она вела уединенную жизнь среди бурлившего от людей мира в Церкви Чон-Па Дон. Ей приходилось переносить это угнетавшее ее одиночество в слезах и молитвах, сидя за закрытыми дверями. В то же время ожидалось, что она должна стать образцовым членом Церкви и доказать, что она достойна положения Истинной Матери перед лицом множества членов Церкви, продолжавших смотреть на нее критически. Матери по­требовалось еще много лет, чтобы завоевать уважение и любовь всех окружающих.
Необычный процесс очищения от скверны, накопленной всеми женщинами в истории человечества, и распутывание паутин порока не требовали участия сильных вооруженных солдат, для него были нужны нежные души и полные слез сердца. Бабушка, а еще раньше ее мать, обладавшие такими сердцами, упорно преодолевали испыта­ния, готовясь к приходу Матери, которой, в свою очередь, предстоит проливать слезы, чтобы их поток очистил женскую историю от боли, ненависти, ревности, злобы и страданий. Человеческая драма этого искупления Сердца составила значительную часть моего собственно­го детства, которое проходило в те далекие дни в Чон-Пха Дон.
Я вновь обращаюсь к портрету Матери, все такой же улыбающей­ся и прекрасной. Как мне хотелось понять ее Сердце, когда на мою долю также выпадало одиночество! Как я болезненно жаждала ее любви и ободрения, хотя в действительности ее реакция знамено­валась не какими-либо 4''изическими проявлениями, а полным мол­чанием. Я вспоминаю те немногие драгоценные моменты, когда мне доводилось сидеть рядом с ней. Она ничего не говорила. Лишь ее глаза напряженно смотрели на меня, словно она умоляла меня что-то понять.
Вдруг мои видения теряют ясность. Мне кажется, что я вижу, как над портретом появилось сияние. Это свет, который тихо льется через окно. Свет утра. Я снова смотрю на портрет — все такой же. Только теперь я вижу красоту портрета во всей полноте. И вижу прекрасную улыбку, за которой невидимые для глаз влажные следы слез, тихо катящихся из се глаз. Я с улыбкой кладу фотографию на место и говорю: "Вот теперь я поняла".