Заканчивая работу в каком-либо месте, я обычно возвращался в Сумеречную Страну, где отдыхал в большом здании, принадлежащем нашему братству. Его облик не представлял собой ничего примечательного, за исключением того, что в нем было не очень темно, не очень уныло, не очень пустынно, а в маленькой комнате, которая была у каждого, находились вещи, которые мы заслужили в награду за наш труд. Например, в моей комнате, которая выглядела довольно пустой, у меня хранилось величайшее сокровище. Там находился портрет моей любимой. Он более напоминал ее отражение в зеркале, чем творение художника, ибо, когда я внимательно смотрел на нее, она улыбалась мне в ответ, словно чувствовала мой взгляд, а если я очень хотел знать, чем она занимается в данный момент, картина менялась, демонстрируя мне и это. Этот факт рассматривался всеми моими собратьями как высочайшая привилегия, которая была мне дарована, судя по объяснениям, в равной степени как за ее любовь и постоянство, так и за мои собственные стремления исправиться. Мне тогда же было показано, каким образом этот живой образ, через призму света от астрального уровня, отражаясь, попадал в свою рамку в моей комнате, но в этой книге я не могу говорить об этом подробнее. Другим даром от моей любимой была белая роза, которую я поместил в маленькую вазу. Она никогда не увядала и не засыхала, она всегда оставалась неизменно свежим, ароматным и постоянным знаком ее любви, и от этого я стал звать любимую моей белой розой.
Я так скучал по цветам! Страстно любя цветы в своей земной жизни, я не видел ни одного цветка со времени своей смерти, после тех цветов, которые моя любимая положила на мою могилу. В этой стране не было цветов, не было ни листочка, ни травинки, ни деревца, ни кустика. Сухая и жгучая земля эгоизма не дает никому из нас ни цвета, ни зелени. Именно об этом сказал я ей во время одного из моих кратких визитов, когда ее рукой смог написать ей короткую записку. Так вот, именно тогда я сказал ей, что, кроме ее святого портрета, у меня нет ни одной красивой вещи, чтобы остановить на ней взгляд. Тогда же она попросила позволения передать мне от нее цветок, и дружеский дух принес ко мне в комнату эту белую розу, сразу же после того, как я вернулся с земли и от нее. Ах! Вы, видящие вокруг себя столько цветов, недостаточно цените их, допуская, чтобы они увяли в ваше отсутствие. Вы и вообразить себе не можете, какую радость этот цветок принес мне, и как трепетно я хранил его, ее портрет и те короткие слова любви, которые она написала мне однажды. Во время своих путешествий я носил их с собой, из сферы в сферу, и они, как я надеюсь, останутся со мной навечно.
***
За время пребывания в Сумеречной Стране я много путешествовал и видел множество различных и необычных стран, но во всех их присутствовал один и тот же налет холодности и запустения.
Одним из таких мест была большая долина среди серых скал и туманных и холодных серых холмов, окружавших ее со всех сторон, с сумеречным небом над головой. Там также не было ни травинки, ни одного даже самого жалкого кустика, чтобы оживить пейзаж и добавить ему цвета, повсюду были только скучные и одинокие серые валуны. Все, кто обитал в этой долине, знали в своей жизни только себя и ощущали только себя, закрыв свои сердца от проникновения в них красоты и доброты бескорыстной любви. Они жили исключительно ради самих себя, ради собственного удовольствия, ради удовлетворения собственных амбиций и теперь не замечали ничего и никого, кроме себя и окутывающего их жизнь тяжелого серого безмолвия. Существа в великом множестве беспокойно передвигались по равнине, но, странно, они так углубились в себя, что утратили способность видеть что-либо вокруг.
Эти несчастные создания оставались невидимыми друг для друга, пока их не побуждала к действию мысль сделать что-нибудь для другого, а не только для себя. В этом случае они начинали осознавать присутствие окружающих и, пересилив себя, чтобы облегчить участь своего ближнего, они смягчали собственную судьбу; тогда, наконец, их застывшие чувства начинали раскрываться, и цепи, удерживающие несчастного в подернутой дымкой Долине эгоизма, не в силах уже были удерживать его долее.
***
Кроме этой долины, я побывал в огромной, сухой, песчаной стране, покрытой крайне скудной растительностью. Обитатели ее делали слабые попытки разбить сад возле своего жилья. В некоторых местах лачуги во множестве и тесно ютились друг к другу, образуя крошечные и довольно большие города. Но все хранило налет неприятного запустения, порожденный духовной нищетой обитателей. В этой земле тоже царили эгоизм и жадность, хотя безразличие к чувствам других и не доходило до такой степени, как это наблюдалось в серой долине. Из этого следовало, что ее обитатели охотнее искали контакта с окружающими. Многие были переселенцами из серой долины, но среди них были и те, кто пришел сюда прямо с земли. И теперь эти несчастные души изо всех сил пытались подняться хотя бы немного выше, и, как только им представлялся случай или возможность преодолеть собственный эгоизм, сухая почва вокруг их лачуг оживала, и на свет появлялись редкие и тонкие травинки вместе с крошечными побегами кустов.
Какими же жалкими выглядели лачуги в этой земле! Какими потрепанными, отталкивающими и ничтожными были люди, похожие на нищих бродяг, а ведь многие при жизни на земле считались самыми богатыми и знаменитыми представителями бомонда и буквально купались в роскоши. Все они тратили свое богатство только на себя и собственные удовольствия, бросая остальным людям лишь жалкие крохи от своего богатства. Вот поэтому, как я уже сказал, они и оказались в этой Сумеречной Стране, жалкие нищие в море духовных богатств, которые они могли бы легко обрести при жизни, сравнявшись с царями, но, упустив эту возможность и с этим уйдя в духовный мир, они - все, и великие и ничтожные, - неизбежно оказались здесь, в месте, где все обезличенны и жалки и духовно бедны.
Некоторые из них начинали ссоры и потасовки, жалуясь, что в этом месте с ними плохо обращаются, если учитывать то, какое высокое положение они занимали в прошлой жизни на земле. Они считали, что другие виноваты во всем более, нежели они сами: они приводили с свою пользу тысячи оправданий, тысячи причин, чтобы заставить хоть кого-нибудь выслушать историю их собственных ошибок в их субъективной интерпретации. Были среди них и такие, кто пытался продолжить интриги своей земной жизни, внушить своим слушателям (разумеется, за чужой счет), что они нашли способ покончить с этой скучной жизнью, лишенной комфорта, они изощрялись в выдумках, стараясь осуществить свои хитроумные планы и подбивая тех других стать их сообщниками. Таким был скучный ход жизни в стране Не-Знающих-Покоя.
Всем, кто желал меня слушать, я говорил слова утешения, подсказывал спасительные мысли или помогал отыскать праведный выход из этой страны. Через некоторое время я прошел все вдоль и поперек и наконец вошел в Страну Скупцов. В ней жили исключительно скупцы, ибо кто еще может быть приверженцами истинных скупцов, кроме подобных им, тех, кто разделяет их всепоглощающее желание накапливать ради удовольствия накопления.
В этой стране жили мрачные скорченные существа с длинными пальцами, похожими на когти, которыми они рылись в черной земле, подобные хищным птицам в поисках затерявшихся золотых зерен. Иногда их усилия увенчивались наградой. Находя золотые монеты, они прятали их в маленькие кошельки, которые были всегда при них и которые они засовывали за пазуху, поближе к сердцу, как нечто самое дорогое на свете. Как правило, они бродили поодиночке, не приближаясь ни к кому, инстинктивно избегая друг друга, в страхе быть обворованными и лишенными любезного их сердцу сокровища.
Здесь я обнаружил, что ничего не могу для них сделать. Только один из них подошел, чтобы на краткий миг остановиться и послушать меня, но и тот вскоре вернулся к своим поискам сокровищ в земле и все время с опаской поглядывал на меня, пока я был там, опасаясь, вероятно, что я узнаю о его находках. Другие были до такой степени поглощены поисками своих сокровищ, что даже не заметили моего присутствия, и я вскоре ушел прочь из этой леденящей душу земли.
***
Из Страны Скупцов я направился вниз в темную сферу, которая располагалась гораздо ниже земной поверхности в том смысле, что обитатели ее были духовно еще ниже, чем обитатели уровня земной поверхности. Здесь все напоминало страну Не-Знающих-Покоя, только духи, обитатели этой земли, выглядели еще хуже, еще более опустившимися, чем там. Они даже и не пытались что-либо возделывать, а небо у них над головой было темно, словно ночью, света было ровно столько, чтобы они могли видеть друг друга и окружающие их предметы. В то время как в стране Не-Знающих-Покоя временами начинались ссоры и вспышки недовольства и зависти, здесь происходили дикие схватки и жестокие драки. Тут собрались игроки и пьяницы, спорщики на пари, карточные шулеры, нечестные на руку торговцы, растратчики и воры различных категорий - от вора из трущоб до его прекрасно образованного собрата, который в свои былые времена вращался в высших кругах земного общества. Все, кто по своему инстинкту был хулиганом или расточителем, кто был себялюбцем, обладал извращенным вкусом, - все они были здесь, так же как и многие другие, которые могли бы быть на более высоких уровнях духовного мира, если бы не их постоянная связь на земле с определенным классом людей, которая принизила их до такой степени, что они сравнялись по уровню со своими приятелями, и после смерти спустились в эту темную сферу, затянутые туда крепкими узами своих сообщников. Именно к этим, низшим из низших, я был послан, поскольку оставалась надежда, что в них еще сохранилось чувство доброты и праведности, что голос тех, кто взывал к ним, в дебрях их отчаяния, будет услышан ими и поведет их в более благоприятные земли.
Жалкие дома, или обиталища, этой сумрачной Страны Горя были в основном большими и просторными, но захламленными все тем же призраком нечистоты, гниения и разложения. Они напоминали собой большие дома, из тех, что встречаются в трущобах на земле, некогда красивые и роскошные дворцы, приют роскоши, превратившиеся в пристанища отверженных изгоев общества и преступников. То тут, то там проходили одинокие сельского вида тракты, по сторонам которых теснились жалкие домишки, обычные лачуги. В других местах здания и люди сбивались в одну мрачную массу, похожую на катакомбы в огромных земных городах. Повсюду царили запустение, грязь и разруха; ни одно яркое, прекрасное или грациозное очертание не радовало глаз, не на чем было отдохнуть взгляду в этом запустении, которое стало таким из-за духовного влияния, исходившего от мрачных фигур, населявших это пространство.
Среди этих жалких созданий я бродил, неся перед собой крошечную звездочку чистого света, которая была так мала, что была похожа больше на яркую искру, мерцающую в темноте по ходу моего движения, тем не менее вокруг меня она разливала мягкий бледный свет, как звезда надежды, которая светит тем, кто, не ослепнув от своекорыстных и злонамеренных страстей, еще мог воспринимать его. Я натыкался на отдельные фигуры скорчившихся в дверном проеме, или прислонившихся к стене, или укрывшихся в жалкой комнате; они приподнимались, чтобы взглянуть на меня и на мой свет, прислушивались к словам, которые я говорил им, в них возникало желание улучшить свою участь, отыскать утраченные ими пути в высшие сферы, с которых они так низко пали по причине совершенных ими грехов. Мне удавалось уговорить некоторых из них включиться в мою работу и помогать другим, но, как правило, они не могли думать ни о чем ином, кроме своих мучений, и были способны лишь ностальгически желать возвыситься над окружением, в котором они пребывали. Но даже это чувство, каким бы малым оно ни казалось, было уже первым шагом, за которым мог последовать следующий шаг, наталкивающий на мысли, как помочь другим.
Однажды, во время странствий по этой стране, я забрел на окраину большого города посреди широкой голой равнины. Почва там была черная и сухая, более всего, на мой взгляд, напоминавшая кучи сажи, которые обычно скапливаются рядом с плавильнями, где варят сталь. Я находился среди нескольких полуразвалившихся и перекошенных крошечных домиков, которые выстроились как заграждение, отделявшее несчастный город от оголенной равнины, когда внезапно услышал шум ссоры и крики дерущихся. Любопытство побудило меня подойти и посмотреть, о чем шел спор и нет ли там тех, кому я смог бы помочь.
Помещение напоминало скорее сарай, чем дом. Огромный квадратный стол занимал всю длину комнаты, вокруг него на грубых деревянных скамейках сидела примерно дюжина мужчин. Но что это были за мужчины! Они были недостойной и жалкой пародией на мужчин, более похожие на орангутангов с элементами свиней и волков или хищных птиц, судя по их грубым искаженным чертам. Такие лица, такие нелепые тела, такие уродливые конечности, что я даже не могу описать! Они были одеты в гротескные лохмотья, отдаленно напоминающие их прежние великолепные одежды; некоторые были одеты по старинной моде, которая царила много веков назад, другие - в более современном наряде, но такие же оборванцы, грязные и неухоженные, с растрепанными волосами, с дикими и наглыми глазами, которые светились неукротимым огнем страстей, порой сменявшимся мрачным пламенем отчаяния и мстительной злобы. Мне тогда показалось, что я достиг самого дна ада, но потом я узнал, что существуют уровни, еще ниже этого, чернее, ужаснее, которые населены еще более дикими существами, еще более примитивными, такими, что по сравнению с ними эти показались бы просто ручными и человечными. Позднее я подробнее опишу этих существ, когда дойду до той части моих путешествий, когда я забрел в их царство нижних слоев ада. Духи же, которых я тогда увидел перед собой и которые устроили потасовку в том здании, ссорились из-за мешка с монетами, лежавшего перед ними на столе. Один из них нашел этот мешок и предложил разыграть его между всеми компаньонами. Спор возник из-за того, что каждый из них желал завладеть мешком, отказываясь делиться его содержимым с остальными. Спор мог выиграть лишь тот, кто сильнее, и они уже подступали друг к другу, угрожающе жестикулируя. Тот, кто нашел деньги или то, что было в духовном мире эквивалентом наших земных денег, был молод, моложе тридцати лет, по моей оценке, и, если бы не печать разгульной жизни на его лице, можно было бы сказать, что он не вписывался в окружающую его обстановку и не мог быть частью компании его деградировавших спутников. Он кричал, что деньги принадлежат ему и, хотя он пустил их в честную игру, он не желает, чтобы его обокрали. Я решил, что мне здесь делать нечего, и под возмущенный хор выкриков и протестов, в которых угадывалось, что "они не хуже, чем он, знают, что значит честная игра", я отвернулся и покинул их. Но не успел я дойти до очередной заброшенной лачуги, как вся дикая шайка, затеяв жестокую потасовку, вывалила из дома, и дерущиеся, отталкивая друг друга, вцепились в молодого человека, владельца мешка с деньгами, который они пытались выбить у него из рук пинками и ударами кулаков. Это удалось тому, который был впереди всех, и на него мгновенно навалились все остальные, избивая его за надувательство и обман, поскольку в мешке оказалось не золото, а одни лишь камни. Подобно тому, как это бывает в сказке, деньги превратились в этом случае не в пожухлые листья, а в тяжелые камни.
Я еще не успел ничего понять, когда несчастный молодой человек вцепился в меня, умоляя спасти его от этих демонов; и теперь уже вся их когорта устремилась в нашу сторону в стремлении изловить свою жертву. Быстрее мысли я заскочил в пустую лачугу, которая могла дать нам только надежду на укрытие, втащил за собой несчастного молодого человека и захлопнул на нами дверь, подперев ее спиной, чтобы преследователи не проникли внутрь. Господи! Как они вопили, стучали и ломились в дверь, стараясь выломать ее! Как я упирался, приложив все силы ума и тела, чтобы не впустить их! Я не знал тогда, но знаю это сейчас, что незримые силы помогали мне, удерживая ту дверь до тех пор, пока преследователи, в злобе и гневе от своего бессилия, наконец не ушли искать повода для новой ссоры и развлечений в другом месте.