Глава 9. Страна Вечной Мерзлоты. Пещеры Сонного Оцепенения

 

И вот меня отправили в страну, в моем понимании очень необычную для духовного мира. Эту страну можно назвать Страной Льда и Снега, Страной Вечной Мерзлоты. Там живут все те, кто был холодным и расчетливым в земной жизни, те, кто сокрушил, остудил и заморозил в собственной жизни и в жизни других людей все теплые и сладостные порывы, все чувства, которые несу т жизнь сердцу и душе. Они до такой степени растоптали и сокрушили любовь, что в месте их обитания, куда не проникали солнечные лучи, царил ледяной холод. 
 Среди тех, кого я увидел в этой стране, были государственные деятели из числа тех, кто не любил свою страну и никогда не радел о ее благосостоянии. Их волновали лишь своекорыстные выгоды и собственное величие, а передо мной они предстали как обитатели огромных ледяных дворцов на крутых и мерзлых скалистых склонах личных амбиций. Я видел и других, более скромных с виду, обитателей в различных местах той страны, но и они все выглядели окоченевшими от стужи в бесплодной ледяной пустыне жизни, навсегда лишенной тепла и каких бы то ни было эмоциональных всплесков. Я уже познал зло, проистекающее от избытка эмоций и страстей, но теперь я узнал, как велико зло, если чувства полностью отсутствуют. Слава Богу, в этой стране было гораздо меньше обитателей, чем в других местах, ведь какими бы ни были последствия поруганной любви, преодолеть их легче, чем пережить полное отсутствие всех нежных чувств, присущих человеческому сердцу. 
 Там были выдающиеся люди, представители всех религиозных верований, всех национальностей земли. Римско-католические кардиналы и священники, строгие и набожные, но холодные и эгоистичные в жизни, пуритане-проповедники, методисты и пресвитерианцы, епископы и служители англиканской церкви, миссионеры, брамины, фарси, египтяне, магометане - короче говоря, в Стране Вечной Мерзлоты можно встретить представителей всех наций. Но ни в одном из них не найти теплоты чувства, достаточной, чтобы растопить хотя бы в малой степени окружающий их лед. Если там появлялась малая толика теплоты, хотя бы не более, чем одна горькая слеза, лед тут же начинал таять, и несчастная душа обретала некое подобие надежды. Там я встретил одного человека, который, как мне показалось, был заключен в ледяную клетку. Хотя прутья ее были ледяными, в действительности они обладали свойствами прочной полированной стали. Этот человек некогда был Великим Инквизитором в Венеции. Одно имя его нагоняло ужас в сердце любого несчастного, который попадал в когти венецианской Инквизиции. Не было имени более известного, чем его имя, но за всю историю его активной жизни не было момента, чтобы его сердца коснулась хотя бы тень жалости к несчастной жертве, заставила бы его отвести в сторону взгляд хотя бы на мгновение, поколебать его ужасное намерение подвергнуть пытке и убить того человека, которого Инквизиция отдала ему на расправу. Этот человек, известный своим аскетизмом, не допускал слабостей ни в себе, ни в других. Холодный и безжалостный, он не знал, что значит чувство хотя бы мимолетного сострадания к мучениям других. На лице его застыло выражение холодной и бесстрастной жестокости. У него длинный, тонкий и высоко посаженный нос, заостренный подбородок, высокие и слегка широкие скулы; тонкие, прямые и жесткие губы, которые словно разрез поперек лица; плоский затылок, расширяющийся к ушам, а глубоко посаженные пронзительные глаза смотрели из-под нависших бровей холодным мерцающим стальным взглядом, похожим на взгляд дикого зверя. 
 Мимо него проходили круговой процессией его многочисленные жертвы, подобные призракам, обезображенные и избитые, растерзанные и кровоточащие после пыток - бледные призраки, блуждающие астральные тени, чья душа навеки покинула их, но которые, тем не менее, продолжали льнуть к этому человеку, лишенные способности разложиться на элементы, но привлеченные магнетизмом этого человека и собравшиеся в цепь вокруг него. Души и все элементы высшего плана покинули тех, которые стали не более, чем астральными оболочками, и тем не менее в них оставалась определенная доля жизнеспособности, которой был лишен лишь тот человек, но не освобожденные духи, некогда обитавшие в его жертвах. Они были тем, из чего состояли призраки, которые достаточно зримо обитают в месте, где произошло убийство человека слишком хорошего, слишком доброго, чтобы продолжительно оставаться на земле. Они казались живыми убийцам и некоторым другим людям, которым они являлись, но жизнь подобных астральных тел, или призраков, является всего лишь отражением жизни, и она заканчивается, оплаченная необходимой долей раскаяния и угрызений совести, достаточных, чтобы отсечь узы, сковывающие их с их убийцами.
 Другие духи, которых я видел в окружении того человека, насмехались над его беспомощностью и укоряли его в своих прошлых страданиях, только вид их был совершенно иным; в их облике присутствовало больше субстанции, у них были мощь, сила и ум, которые отсутствовали в тех, едва различимых тенях. Эти были духами, чья астральная форма содержала заключенную в ней бессмертную душу, хотя сами они прошли такие муки и пытки, что внутри них не было ничего, кроме одного желания - страстного желания отомстить. Эти духи были неутомимы в своих попытках наброситься на своего бывшего обидчика, чтобы разорвать его на куски, и ледяная клетка, в которую он был заключен, была для него одновременно и защитой и вечной тюрьмой. Один, наиболее умный среди всех, изготовил длинный остроконечный шест, который он просунул между прутьями, стараясь достать человека в клетке, и как активно тот пытался уклониться в сторону от острия. Другие имели в своем распоряжении острые короткие дротики, которые они бросали через промежутки между прутьями в него. Были и такие, которые плескали на него вонючей и вязкой жидкостью, а временами вся толпа собиралась вместе и единым порывом устремлялась всей массой на штурм, стараясь сломать прутья, которые им, однако, не поддавались. Презренный человек, находящийся внутри клетки, по своему опыту знающий, как крепка его клетка, дразнил их в ответ, с холодным презрением потешаясь над их бесплодными попытками.
 На мой мысленный вопрос, был ли этот человек когда-либо свободен, я получил ответ Величественного духа, чей голос я уже имел возможность слышать, когда он изредка время от времени обращался ко мне и который я услышал впервые из моей собственной могилы. В разное время, когда я просил помощи или совета, этот дух обращался ко мне, так же как и сейчас, с расстояния, и его голос был, в моем восприятии, подобен голосу древних пророков, когда они верили, что к ним обращается голосом, напоминающим раскаты грома, Сам Бог. Звук этого голоса раздавался в моих ушах полнозвучными и глубокими тонами, но ни один из находящихся в неволе духов, ни один из их преследователей не слышали ни звука. Их уши были глухи - они были не способны слышать; их глаза были слепы - они были не способны видеть. 
 Этот голос сказал мне: "Сын мой, на краткий миг услышь мысли этого человека, послушай, как бы он распорядился своей свободой, если бы получил ее". 
 И я увидел, как если бы некий образ отразился в зеркале, я увидел душу этого человека. Его первой мыслью было, что он хотел бы обрести свободу и если бы он обрел эту свободу, он моментально бросился бы назад к земле, на земную твердь, а оказавшись там, он разыскал бы смертного во плоти, того, чьи желания и амбиции были бы подобны его собственным. Через посредство таких людей он надел бы на шею людей еще более тяжкое ярмо, железное ярмо, и сделал бы еще более жестокой тиранию, еще более безжалостной инквизицию, если это еще возможно, сокрушил бы последний оплот свободы своих порабощенных жертв. Он знал, что теперь он мог бы обладать еще большей властью, чем его прошлая земная власть, ибо его ум и руки не были бы более скованы земными условностями, ведь он бы собрал себе в поддержку родственных духов, соратников, с душами такими же жестокими и холодными, как и его собственная душа. Он буквально бредил мыслями о плотских мучениях, которые он мог бы воплотить на земле и гордился своими воспоминаниями о том, каким непроницаемым он оставался, слыша крики, стоны и молитвы жертв, когда он подвергал их смертельным пыткам. Он трудился в угоду своей любви к жестокости и ради удовлетворения собственных неуемных амбиций, оправдывая свои действия стремлением принести славу своему ордену, но ни в одной частице его черствой души не зажигалось ни малейшей искры жалости или угрызений совести. Если такому человеку дать свободу и выпустить его на землю, он станет источником опасности, более смертоносной, чем у дикого животного, поскольку возможность его были бы гораздо менее ограниченны. Он не знал, что его хваленая инквизиция, смертоносную власть которой он все еще мечтал усилить, канула в прошлое, стертая с лица Божьей земли силами более могущественными, чем те, которыми он сам когда-либо мог располагать; что подобно темному и ужасному веку, когда произошло ее внезапное и шумное появление, она исчезла, чтобы никогда более не возродиться - слава Всевышнему! - никогда более не позорить человечество преступлениями, совершенными во имя того, кто явился, чтобы принести мир и любовь на землю. Она исчезла без следа, оставив лишь шрамы в душах людей в виде покачнувшейся и разрушенной веры в Бога и в бессмертие. Воспоминания о движении, которое, наконец, уничтожило инквизицию, все еще живы на Земле, но много еще времени пройдет, прежде чем все доброе, чистое и истинное, сумевшее пережить мрачную эпоху, укрепит свою власть, чтобы вернуть людям веру в Бога Любви, а не в Бога Ужаса, каким Его рисовали угнетатели. 
 Из Страны Вечной Мерзлоты я вернулся заледеневшим и опечаленным. Мне совсем не хотелось оставаться там, чтобы глубже узнать тайны этой страны, хотя я намеревался снова навестить ее в будущем. Я чувствовал, что мне нечего больше делать в этой стране ибо я не в состоянии понять происходящее в ней. Тамошние обитатели, не позволяя моим добрым намерениям проникнуть к ним, отталкивали меня своим леденящим внутренним холодом. 
 Возвращаясь из страны Вечной Мерзлоты в Сумеречную Страну, я на своем пути миновал несколько просторных пещер, так называемых "Пещер Сонного Оцепенения", в которых валялось великое множество духов в состоянии полного ступора, не в состоянии осознать окружающей их обстановки. Как я узнал позднее, это были духи смертных, которые убили себя опиумом, глотая его или раскуривая. Эти духовные тени были лишены какой бы то ни было возможности развиваться и расти, вместо этого все больше деградируя, подобно тому, как рука, лишенная возможности двигаться, окончательно отсыхает. Они стали слабее не рожденного ребенка и столь же нежизнеспособны. 
 У большинства из них сон длился веками. Однако, были и такие, которые не столь сильно злоупотребляли наркотиками, и которые спали всего лишь 20, 50 или 100 лет. Они были живы, но не более того, ощущения их лишь слегка превышали возможности роста некоторых видов грибов, которые существуют без искры сознания. И в се же в некоторых из них все еще теплились зачатки души, подобно крохотным семенам в пеленах некоторых египетских мумий, которые, очень долго пролежав в заточении сохранили свою жизнеспособность и на благодатной почве могли бы дать живые всходы. Пещеры, куда добрые духовные существа сложили этих несчастных, были заполнены животворящим магнетизмом, и несколько обслуживающих духов, из числа тех, кто сам испытал подобное состояние опиумного опьянения в период своего земного существования, старательно пытались вдуть жизнь в эти коматозные духовные тела, уложенные, подобно мертвым, в ряды по всему полу. 
 Очень медленно, в зависимости от степени наркотического опьянения и количества наркотиков, принятых при жизни, эти несчастные приходили в себя в муках, какие испытывает наркоман в отсутствии своего губительного зелья. Очень медленно и постепенно несчастные духи обретали сознание, к ним возвращалось одно чувство за другим, и наконец, как ослабленные страдающие дети, они становились готовыми для воспитания. Тогда их посылали в заведения, которые можно сравнить с домами для идиотов, и там в них закладывали зачатки интеллекта и помогали развивать свои возможности, которые некогда в земной жизни они сами окончательно уничтожили. 
 Эти несчастные духи постигали учение крайне медленно, ибо теперь им приходилось для этого прилагать огромные усилия, причем у них не было уже земных возможностей - уроков, наилучших методов обучения. Подобно пьяницам (только в еще большей степени) они парализовали свой мозг и свои чувства и отвергли, не вникая, уроки земной жизни вместе с возможностью развить свой дух. 
 Мне было невыразимо грустно воспринимать эти Пещеры Сонного Оцепенения, равно как и ступор, несчастных, которые так и не поняли, как много драгоценного времени они растратили напрасно, пребывая в бессознательном состоянии, в тяжелой и безнадежной сонной одури без сновидений. 
 Подобно зайцу из басни, который во время соревнования по бегу самонадеянно заснул на полпути и позволил опередить себя тем, кто бежал гораздо медленнее его, так и эти несчастные души будут тщетно пытаться на протяжении многих веков нагнать время, которое они упустили. Если эти неподвижные сонные тени в конце концов проснутся, какие невзгоды судьбы им предстоит пережить, по какой опасной горной тропинке им предстоит вскарабкаться, чтобы, наконец, достичь той вершины земной жизни, с которой они так опрометчиво упали! Ужели сердца наши не наполняются ужасом при мысли, что на земле живут еще люди, которые накапливают горы богатства за счет доходов от ужасного опиумного промысла, которое подрывает не только здоровье тела, но более того - оно фатальным образом разрушает здоровье души до такой степени, что невольно возникает вопрос, а существует ли хоть какая-то надежда на спасение для этих жертв наркотического обмана. 
 Эти страшные пещеры! Эти ужасные, оглушенные одурью тени! Найдутся ли подходящие слова, чтобы как можно точнее описать их злосчастную участь? Каково им будет однажды очнуться с интеллектом идиотов, чтобы долгими веками постепенно набрать не более, чем ментальные возможности младенцев - далеко еще не взрослых мужчин и женщин. Даже тогда их развитие будет продвигаться безумно медленно, ибо, в отличие от настоящих младенцев, они утратили способность расти. И им потребуется период нескольких поколений, чтобы постичь то, что постигается на земле в течение жизни одного поколения. Говорят, что многие из этих несчастных существ, по достижению ими степени развития младенцев, отправляются на землю, чтобы там в процессе реинкарнации вновь обрести земное тело и воспользоваться возможностями, которыми они пренебрегли в своей прежней жизни. Но это - не более чем слухи, и у меня нет на этот счет никакого собственного опыта. Я только знаю, что был бы рад за них, если бы появилась такая возможность укоротить процесс их развития и обретения всего, что они так бездумно растратили.