На том стою и не могу иначе

 

В своей известной речи по случаю 40-летней годовщины окончания войны президент ФРГ сказал: "В действительности, к преступлениям прибавилась попытка слишком многих людей, также и из моего поколения, которое было слишком молодо и не участвовало в планировании и осуществлении событий, не принимать к сведению того, что произошло. Было много форм, чтобы отвлечь совесть, быть неподсудными, закрыть глаза". 
Воздадим должное этим словам, апплодируя им и говоря: "Да, так было!" Не следует ли из этой цитаты прежде всего то, что мы должны сделать все возможное, чтобы над нами не тяготела такая вина? Ответ ясен. 
Как граждане ФРГ и как христиане, мы не должны поддерживать никакого объединения, если мы уверены в том, что оно: 
  1.  не основывается на Конституции,
  2. преступно,
  3. имеет социально опасные последствия, а точнее, причиняет больше вреда членам сообщества, чем помогает им.
 До сих пор никто не мог убедительно доказать, что Церковь Объединения соответствует какому-либо из этих критериев. 
(Относится ли это также к их обвинителям и судьям? Некоторые из них позорно напоминают мне центральный рерсонаж комедии Г. Кляйста "Разбитый кувшин". Вспомните только о длящемся десятилетиями флирте религиозных инквизиторов с тоталитарным государством СЕПГ и Евангелический церковный съезд 1993 года, на котором, несмотря на решительные протесты, были вывешены плакаты с лозунгом: "Свободу всем политическим заключенным!" Под ним были имена и фотографии таких опасных преступников, как Кристиан Клар, Рольф-Клеменс Вагнер. Кроме того, были указаны расчетные счета для пожертвований. Одно только утверждение, что у нас есть политические заключенные, является клеветой на государство. И это государство финансировало церковный съезд в размере 7,5 миллионов марок!) 
Свое резюме я основательно продумал и предоставил экспертам широкие возможности выступить против моих посылок. Рукопись в варианте 1991 года я дал пятерым евангелическим и двоим католическим теологам, двоим политологам, одному редактору на радио, одному сильно увлеченному социальной политикой врачу и одному представителю Церкви Объединения, кстати, тоже врачу, с одной-единственной просьбой об откровенной критике. Последний из них попросил меня лишь найти возможность изложить их взгляд на отношение Иисуса и Муна. Только один, теолог, высказался против публикации и послал мне в подтверждение этого много своих сочинений прежних лет. 
Мне кажется это примечательным с двух точек зрения. Он приводит доказательство, что один бывший германский руководитель Церкви Объединения в работе "Как нас видит пресса", вышедшей в свет в семидесятых годах, исказил цитаты, затемняя все негативное, не обозначая места, которые выпустил. Такого рода вещи можно решительно осудить. Однако, вопреки предположению теолога, это прегрешение против хороших манер и существующего права не есть обман, то есть не является преступлением, другими словами, не может быть названо "преступным", поскольку речь идет, очевидно, об однократном, давно минувшем промахе. 
В упомянутых сочинениях теолога многократно приводится решение Федеральной судебной палаты как "главного свидетеля обвинения". Очевидно, что речь идет об одном и том же решении-фантоме, которое мы много раз встречали (с. 80) и которое никто не может документально подтвердить. Вскоре я вернусь к нему. 
Примечательна также реакция другого теолога, который отвечает за образование взрослых и пригласил моего ассистента сделать доклады. Когда тот в разговоре попутно упомянул мое имя, этот божий человек высказал мнение, что я своими контактами с Муном дисквалифицировал себя. Итак, мой ассистент послал ему рукопись этой книги, а через несколько недель позвонил ему, потому что реакции на посылку не было. По телефону пастор объявил себя некомпетентным, но посоветовал опытного и знающего профессора теологии. Тот ответил как аккуратно, так и неожиданно: "Я прочел Вашу ру копись сразу по получении. К сожалению, верно то, что Вы пишете об огульных суждениях и о шельмовании. Мне как-то сообщили, что так называемые уполномоченные по делам сект пытаются оправдать свое существование тем, что ввиду небольшого числа членов сект и других религиозных объединений изображают опасность, исходящую от них, как можно большей". Но на этом сенсации не заканчиваются. Он привел письмо главного евангелического Управления по проблемам мировоззрения, в котором говорилось: "В моих (собранных без системы) судебных решениях я не нашел решения Федеральной судебной палаты указанного содержания. Прежде чем я начну здесь обширные поиски, я хотел бы порекомендовать обратиться Вам по поводу этого заключения к Норберту Тилю или соответственно к его преемнику на посту пресс-секретаря Церкви Объединения". 
Следуя этому совету, я стал обладателем везде упоминаемого, но нигде в работах "обвинителей" не найденного "решения" Федеральной судебной палаты, которое совсем и не решение, а только заключение, в котором ничего нет о том, что цитирует весь мир. Теологу, который мне написал: "Ради Бога, не публикуйте!", я ответил: "Еще решительнее я осуждаю досужие разговоры, которые с нашей стороны я признаю как данность. Решительнее потому, что здесь пятнается честь других. И, таким образом, мы подходим к причинам моего непонятного Вам рвения. Для меня речь идет не о мунистах, но о защите несправедливо преследуемых. Если все сомнительные утверждения будут публично взяты обратно, я буду считать свою деятельность в этой области завершенной. Для меня существуют преследования не только со стороны гестапо, разбойников и им подобных, но также и со стороны клеветников". На том я стою. Я не хочу провоцировать этим признанием. Я хочу поддерживать хорошие отношения со всеми, к кому не относится ни один из вышеприведенных критериев, в особенности к тем, которые близки мне по взглядам. Но кто хочет порвать отношения, тот должен это сделать. Я буду чувствовать себя, как еврей Карл Вольфскель в 1934 году: "Ты один, отринутый, избегаемый..." Можно, однако, опасаться, что неодобрение следует не явно, а тайно, вслед за протянутой рукой. 
Этот текст выходит в частном издательстве, так как я не хочу нанести вред репутации какому-либо находящемуся на службе издателю. По моему опыту, можно расчитывать на это. Несколько издателей говорили об этих опасениях. Я сам не могу и не хочу принимать этого во внимание. Мое упрямство - не добродетель, а тяжелое отцовское завещание, которое я, однако, берегу как ценное наследие. С какой бы охотой я избежал этой публикации. Этим объясняется и долгая, все снова и снова прерываемая работа над текстом. И наконец, видя пред глазами Фридриха Шпее, я могу сказать: "На том стою и не могу иначе, да поможет мне Бог".