«Почему мой отец должен сесть за решетку?»

 

Даже в тюрьме Дэнбери я следовал принципу жизни ради других. Я поднимался рано утром и принимался за уборку самых грязных помещений. В столовой люди ели, ссутулившись над тарелкой, дремали или просто болтали друг с другом; я же всегда сидел прямо и держался с достоинством. Когда мне давали какое-нибудь задание, я выполнял его старательнее других и всегда наблюдал, как справляются остальные.

В свободное время я читал Библию. Один из заключенных, видя, что я читаю Библию днем и ночью, сказал мне: «Это твоя Библия? Гляди — а вот моя! На, полистай» — и кинул мне журнал. Это был порнографический журнал «Hustler».

В тюрьме я стал известен как человек, привыкший трудиться молча. Чаще всего я читал книги и медитировал. Спустя три месяца я нашел друзей и среди заключенных, и среди охранников. Я подружился с одним наркоманом и с тем, кто называл порножурнал своей Библией. Где-то через месяц или два заключенные стали делиться со мной тем, что получали «с воли»; когда же мы стали делиться друг с другом и своими переживаниями, к нам в тюрьму словно спустилась сама весна.

На самом деле правительство США не собиралось отправлять меня в тюрьму. Они решили выдвинуть против меня обвинение в тот момент, когда я покинул страну и отправился в турне по Германии, и их бы вполне устроило, если бы я просто не вернулся. У них не было цели засадить меня за решетку — им всего-навсего нужно было, чтобы я покинул страну. Я стал широко известен в Америке, и число моих последователей росло с каждым днем. Так что они всего лишь хотели преградить мне путь: как и в Корее, я был занозой в боку у традиционных церквей. Я разгадал их намерения и принял решение вернуться в Америку и отправиться за решетку, ведь мне еще многое нужно было сделать в этой стране.

Вообще, тюрьма — это не так уж плохо. Если я хочу побудить к раскаянию людей, проливающих слезы, я сам сперва должен расплакаться. Пока я сам не переживу боль разбитого сердца, я не смогу побудить других посвятить себя Богу. Пути Господни воистину неисповедимы... Как только я оказался в тюрьме, семь тысяч священников и других религиозных деятелей обвинили правительство США в нарушении свободы вероисповедания и стали прилагать усилия для моего освобождения.

Среди них был представитель консервативной партии преподобный Джерри Фалвел из Собора южных баптистов, а также либерал д-р Джозеф Е. Ловери, недавно благословивший инаугурацию президента Обамы. Они возглавили движение за мое освобождение. К ним присоединилась и моя дочь Ин Джин, которая в ту пору была еще подростком. Стоя перед семью тысячами духовников и священнослужителей, она со слезами зачитала свое обращение к судье, вынесшему мне приговор:

«Вся жизнь моего отца была буквально пропитана слезами и страданиями, ведь он посвятил ее воплощению Божьей воли. Сейчас ему 64 года. Его единственное преступление в том, что он слишком сильно любит Америку. И, тем не менее, в данный момент он, скорее всего, моет посуду в тюремной столовой или драит шваброй полы.

На прошлой неделе я навестила отца и впервые увидела его в тюремной робе. Я разрыдалась, и мне было так горько! Но отец попросил, чтобы я не плакала о нем, а молилась за Америку. И еще он сказал, чтобы я превратила весь мой гнев и всю печаль в мощную силу, которая поможет этой стране стать действительно свободной.

Он сказал, что, находясь в тюрьме, сможет вытерпеть любые трудности и любую несправедливость и вынести любой крест. Свобода вероисповедания — основа всех свобод. И я воистину благодарна всем собравшимся здесь за то, что вы выступаете в поддержку религиозной свободы».

Мой приговор был сокращен на шесть месяцев за примерное поведение, и я вышел на волю через тринадцать месяцев заключения. В день моего освобождения в Вашингтоне был устроен банкет по этому случаю, на котором собрались тысяча семьсот христианских священников и иудейских раввинов. В своем выступлении перед собравшимися я снова озвучил свою позицию: делать все для преодоления барьеров между религиями и деноминациями. Я решительно и открыто обратился ко всему миру, не беспокоясь о том, как отреагируют на это мои оппоненты: «Бог не видит различий между деноминациями и не участвует в малозначимых спорах касательно той или иной доктрины. Великое родительское сердце Бога не различает людей по национальной или расовой принадлежности, и для Него не существует границ между государствами или культурами. Даже сейчас Бог делает все возможное, чтобы заключить в объятия всех людей планеты как Своих детей. Сейчас Америка страдает от проблем в межрасовых отношениях, а также проблем, возникших из-за смещения ценностей и нравственной деградации, из-за духовного вакуума и упадка христианства, а также из-за атеистической идеологии коммунизма. Вот в чем причина того, что я откликнулся на зов Бога и прибыл в эту страну. Современное христианство должно окончательно пробудиться и объединиться. Духовенство также должно переосмыслить роль, которую играло до сих пор, и раскаяться. Ситуация, сложившаяся две тысячи лет назад, когда на землю пришел Иисус и призвал людей к раскаянию, повторяется в наше время. Мы должны выполнить важную миссию, которую Бог возложил на Америку. Так больше продолжаться не может. Нам нужны перемены, нужна реформация».

Как только я освободился из тюрьмы, меня уже больше ничто не сдерживало. Я стал выступать еще громче и убедительнее, пытаясь предупредить Америку, скатывающуюся все ниже и ниже. Не жалея эпитетов, я твердил снова и снова, что единственный путь возродить страну к жизни — это вернуться к Божьей любви и избрать путь нравственности.

Я оказался в тюрьме, не сделав ничего плохого, но в этом тоже заключался Божий промысел. После того как я вышел на свободу, те люди, которые способствовали моему освобождению, отправились в Корею, чтобы узнать больше о моей деятельности. Они убедились в том, что столь массовый интерес американской молодежи мог возникнуть только благодаря духу и личности преподобного Муна. И тогда после возвращения в США 120 человек из числа этих священников созвали Духовную конференцию по лидерству.