Выбравшись на окраину города, мы набрели на великолепный дворец, показавшийся мне одновременно знакомым и чужим. Бродя по городу, я был так сильно поглощен воспоминаниями о его земном двойнике, что чувствовал себя так, словно оказался в знакомом любимом месте во время кошмарного сна, и это место предстало в искаженном виде. Все, что ранее казалось прекрасным, было изуродовано. Часто в юности я разглядывал это красивое здание, испытывая при этом гордость, оттого что происхожу из славного рода, владеющего такой красотой и такими обширными землями. А тут я увидел все это великолепие в полном запустении: потрескавшийся мрамор был изъеден пятнами, террасы и статуи разрушены и обезображены, фронтоны здания осквернены черной паутиной прошлых преступлений и несправедливостей, совершавшихся в стенах этого дома; прекрасные сады опустели, словно после нашествия саранчи. Наблюдая все это, я чувствовал горе и разочарование и с печалью в сердце последовал за моим другом внутрь дворца.

По широким ступеням мы поднялись наверх, вошли в красивую дверь, которая открылась, чтобы впустить нас. Вокруг нас суетились и сновали взад-вперед темные духи. Мне показалось, что нас ждали. У последней двери Верный Друг снова покинул меня, сказав, что присоединится ко мне в другом месте.

Обширное огненное полымя ослепило мои глаза, когда открылась последняя дверь, словно кто-то распахнул дверь огромной печи. Атмосфера стала раскаленной и удушающей. Я подумал сначала, что в помещении вспыхнул пожар, но постепенно слепящий огонь превратился в сияние темно-красного цвета, и по залу распространились волны серого тумана стального оттенка. Ледяной ветер пронзил меня до самого сердца, парализуя своим студеным дыханием. Странные волны, попеременно то жара, то холода, были результатом активности интенсивного огня страстей и леденящего эгоизма и двуличия человека, который правил здесь как всемогущий князь. С самыми неукротимыми и ненасытными страстями он соединил крайний эгоизм и высочайшей пробы ум. Эти качества овладевали им по очереди, пока он был жив, вызывая в его поведении странную смену огненных страстей и холодного расчета. Теперь эти накатывающиеся волны исходили от его уже духовного облика в этом духовном особняке и сменялись от жгучего холода до палящего жара без всякого перехода. Полновластный господин в своих земных владениях, он и здесь остался хозяином, но уже над духовными существами, окружавшими его.

В конце огромного зала я увидел его самого. Он восседал на троне, которому разве что не хватало королевских знаков отличия. Стены зала были увешены древними коврами, но, увы! все они выцвели и обветшали. Казалось, мысли, жизнь и магнетизм этого человека вплелись в эти призрачные занавеси и испортили их своей порочностью. Вместо картин, изображающих охоту, плавающих нимф, коронованных морских богов, на стенах мелькали живые эпизоды прошлой жизни этого человека, во всей их ужасающей полноте, перемещаясь, как тени волшебного фонаря на аррасских гобеленах. Огромные окна, в которые никогда не проникал солнечный свет, были завешены подобием того, что на Земле назвали бы красивыми бархатными занавесями. Теперь они более всего походили на саваны, наброшенные на скелеты, своими призрачными формами напоминавшие облик несчастных жертв его непомерных амбиций. Огромные серебряные кубки раскалялись добела при малейшем прикосновении к ним. На столах красовались драгоценные вазы. Повсюду царила атмосфера пиршества, гротескная насмешка в сравнении с земными удовольствиями.

При моем появлении хозяин ужасного места поднялся

со своего трона, чтобы произнести приветственную речь в мою честь. Я с ужасом узнал в нем духовный образ одного из предков моего рода, которым мы особенно гордились в семье, мне всегда говорили, что я очень похож на его портретные изображения. Тот же человек, то же величие красивого лица, сомнения нет! Но — ах! — как страшно изменился его облик: печать позора и бесчестья отмечала каждую черту, порок проступал сквозь маску, которой он по-прежнему старательно прикрывался. Здесь в аду человек предстает таким, каков он на самом деле, никакие силы, никакая власть не в состоянии скрыть ни одного из его пороков. А этот человек был настоящим чудовищем. Даже в ту чувственную и игривую эпоху он был знаменит своими грехами! Даже во времена, когда жестокость не считалась слишком большим пороком, он прославился своей крайней безжалостностью. Я видел все это отраженным на картинах вокруг него, и мне стало тяжело при мысли о таком сильном внешнем сходстве между нами. Я содрогнулся, вспомнив, с какой тщеславной гордостью мои родственники упоминали о кровном родстве с этим человеком и только по одной причине: он в свое время обладал почти королевской властью. И этот человек обратился ко мне сейчас с нескрываемым интересом, ибо я был его потомком.

Он сказал, что рад видеть меня и хотел бы, чтобы я поселился с ним в этом дворце. Таинственной связью, за счет нашего родства, он мог оказывать влияние на мою земную жизнь и время от времени пользовался этим. Временами, когда мной овладевали амбиции, и гордыня побуждала меня встать на один уровень с сильными мира земного, каковыми были мои предки, это он являлся ко мне, питая и подстегивая мою гордость и мое высокомерие, которые были сродни его собственным. Это он, по его собственным словам, подговаривал меня совершать поступки, которых я стыдился более всего и которых никогда не совершил бы, если бы представилась возможность начать все сначала. А он утверждал, что делал это ради того, чтобы возвысить мое положение в мире, вложить власть в мои руки и сделать меня королем в какой-нибудь интеллектуальной сфере, если мне не удастся управлять страной. Через мое посредничество он хотел снова повелевать людьми, чтобы каким-то образом компенсировать свое изгнание в эту сферу тьмы и упадка.

«Это ящик с гнилыми костями! — кричал он. — Гадостное место! Но теперь ты здесь со мной и мы посмотрим, что можно сделать сообща, чтобы нагнать страху на них, живущих на Земле, если они не подчинятся по-хорошему. Я был очень разочарован на твой счет, о, потомок моего благородного рода! Я постоянно боялся упустить тебя. Годами пытался привлечь тебя к себе, но каждый раз какая-то незримая сила отталкивала меня. Как только мне казалось, что дело сделано, ты снова ускользал от меня и моего влияния, и я уже почти утратил всякую надежду. Но я не так-то легко сдаюсь. Когда я не мог быть рядом с тобой сам, я посылал тебе на помощь моих слуг. Да уж! Действительно, это были мои слуги! Ха-ха-ха! Да, так о чем, стало быть, я? А! И вот ты, наконец, сам явился. Ну, уж теперь-то ты от меня никуда не денешься. Смотри, какие удовольствия и утехи я приготовил для тебя».

Он взял меня за руку и повел к своему месту на троне, и мне показалось, что он весь пылает лихорадочным огнем. Я поколебался, потом все же решил сесть и досмотреть спектакль до конца, молясь глубоко в сердце, чтобы меня не затронуло искушение. Я заметил, что он не предложил мне ни вина, ни еды. Он угадал, что я с презрением отвергну их. По его знаку для меня зазвучала прекраснейшая музыка, а я так долго был лишен блага вкусить плодов Божественного искусства, что это сильнейшим образом подействовало на мои чувства. Зазвучал первобытно-призывный и чувственный мотив, похожий на пение сирены, когда она завлекает свои жертвы. Звук становился то громче, то тише, то совсем замирал, а потом нарастал с новой силой. Никакая земная музыка не может быть одновременно такой прекрасной и такой пугающей. Чаруя и возбуждая ум и сердце, она одновременно наполняла душу невыразимым чувством страха и омерзения.

Потом перед нами возникло огромное черное зеркало, и в нем я увидел гипотетическое отражение своей земной жизни и себя самого в душах и мыслях тысяч людей, которые в лихорадочном восхищении этой музыкой, которая вполне могла быть моей собственной, следовали зову самых низменных, но самых изысканных страстей. В конце концов, все они становились жертвами колдовских чар этой музыки.

Затем он показал мне многочисленные армии и огромные страны, порабощенные его властью и находящиеся под его полным контролем, ради достижения его собственных амбициозных целей, ради того, чтобы он стал деспотом из деспотов и тираном из тиранов на Земле. И его триумф, сказал он, я разделю вместе с ним.

И снова я увидел, как велика сила интеллекта и способности литературно излагать мысли! Ведь так легко мог я иметь все это, чтобы воздействовать мощью творческого воображения на смертных! Они написали бы под мою диктовку книги, проникающие в разум, интеллект и чувства человечества, а ложная позолота, скрывающая их реальную суть, заставила бы людей благосклонно и даже одобрительно принять самые возмутительные идеи и самые чудовищные учения.

Он развертывал передо мной картину за картиной, и все они демонстрировали, каким образом духи, обладая достаточной силой воли и знаниями, могут использовать земного человека как простое орудие для удовлетворения своей жажды власти и всяческого рода чувственных удовольствий. Многое из этого я знал и раньше, но никогда до конца не осознавал размаха возможного вреда, могущего исходить от такого существа, как он, с такой, как у него, сильной волей, если бы не было сдерживающих сил, которые стояли у него на пути. Ему они известны лишь как незримо противостоящие ему силы, пресекающие все его попытки сотворить зло, если он не сумеет отыскать посредника в человеке, природа которого позволила бы им работать вместе, в полном единстве. И если так происходит, воистину горе и опустошение отмечают их путь и начинается чудовищный триумф зла, след которого остается в анналах всех времен. Теперь же, хвала Небесам, такой союз складывается все реже, поскольку человеческая раса и духовные сферы становятся все чище благодаря просветительной работе ангелов небесных сфер.

Последней перед нами предстала женщина такой ослепительной красоты, такого неотразимого очарования, что я даже на мгновение привстал, чтобы лучше разглядеть ее и убедиться, что образ реален. Но в тот же момент между мной и поверхностью черного зеркала возникла туманная фигура ангела с лицом моей любимой. По сравнению с ней та женщина показалась мне вульгарной, нечистой и отталкивающей. Момент иллюзии был разрушен, и я понял, кто эта женщина, к какому сорту людей она относится. Такие сирены соблазняют, а потом предают мужчин, разрушая их души, таща их за собой в ад, а сами они были и остаются бездушными.

На волне внезапной смены чувств внутри меня начался прилив магнетического эфира, который смыл образы, оставив меня снова один на один с моим искусителем. Тем временем его голос продолжал звучать в моих ушах, расписывая мне все радости и удовольствия, которые я мог бы испытать, если бы остался с ним и стал его учеником. Но его слова не достигали моего слуха, его обещания не увлекали меня. В моем сердце было лишь чувство отвращения и гадливости к этому человеку, только безумное желание освободиться и избавиться от его присутствия.

Я встал и отвернулся от него, желая удалиться, но обнаружил, что не могу сделать ни шагу. Меня удерживала невидимая цепь. Со смехом, полным злобы и торжества, он окликнул меня:

«Иди, раз ты не хочешь моих милостей и не веришь моим обещаниям. Иди, и ты увидишь, что ждет тебя впереди».

Я не мог сдвинуться с места, с тревогой чувствуя, как мое тело и мозг охватывает странная неподвижность. Мне показалось, что вокруг меня сгустился туман, заключив меня в свои холодные объятия. Призрачные тени устрашающих форм и гигантских размеров придвинулись ко мне вплотную. О, ужас! Это были мои прошлые преступления, мои злокозненные мысли и желания, некогда подсказанные этим человеком, который находился рядом со мной. Именно они, угнездившись в моем сердце, сформировали между нами узы, которые и удерживали меня рядом с ним сейчас.

Его дикий, пронзительный и жестокий смех неприятно потряс меня. Указывая на причудливые формы, он советовал мне посмотреть на себя со стороны, а потом решить, так ли я хорош сам, чтобы сторониться его присутствия. Зал погружался в темноту. Мрачные фантомы, как прилив, накатывались волнами, толпясь вокруг нас и становясь постепенно все темнее и страшнее. Они цеплялись за меня со всех сторон, а в это время у наших ног раскрылся большой люк, или котел, и мне показалось, что я увидел в глубине его массу извивающихся в муках человеческих тел. Мой страшный предок сотрясался в пароксизме ярости и дьявольского смеха. Он сделал знак призракам, чтобы они столкнули меня вниз в этот черный котел. Но внезапно надо мной в темноте загорелась звезда, и луч ее света упал на меня как веревка, за которую я тут же ухватился обеими руками. Меня подхватили текучие волны света, и я вознесся вверх, прочь из этой темноты, прочь из этого страшного места.

Очнувшись от потрясения, переведя дух в радости от своего избавления, я обнаружил, что нахожусь на открытой местности вместе с Верным Другом и, только представьте, в присутствии моего Восточного Учителя, который совершал надо мной пасы, поскольку борьба окончательно истощила и измучила меня. С добротой и нежностью Учитель обратился ко мне и рассказал, что он допустил меня к этому испытанию, чтобы я узнал истинную природу человека, от которого я только что ушел. Этот опыт будет мне лучшей защитой от его будущих козней и интриг с целью поработить меня.

«Если бы ты и далее продолжал гордиться этим предком и уважать того, с которым у тебя осталась связь, — сказал он, — его власть над тобой не прекратилась бы. Но твой собственный ужас и твое отвращение к нему послужат тебе отражающей силой против его влияния. Твоя воля не менее сильна, чем его воля, и она, если бы только ты знал это раньше, — твоя самая надежная защита. Стоило бы только тебе во время вашего разговора позволить чувствам обольстить и увлечь себя, как твоя воля оказалась бы парализовала злобным существом, прежде чем ты сам бы это понял. И если бы я не спас тебя, он, хотя и временно, подчинил бы тебя себе и в этом случае причинил бы тебе серьезный вред. Теперь, пока ты находишься в его сфере, будь осторожен, не теряй контроля над собой. Ты сам себе господин, и никто не может предъявить на тебя права, если ты сам этого не допустишь. Я снова оставлю тебя, сын мой, следуй своим путем, который, кстати, скоро закончится. И прошу тебя, не теряй присутствия духа, ибо ты получишь награду из рук той, которую любишь и которая нежно любит тебя и думает о тебе».

Он исчез тем же загадочным образом, каким и появился, а мы вместе с Верным Другом отправились дальше набираться опыта. Я размышлял о том, какие еще приключения ожидают нас, когда нас нагнали два духа и с видом великой важности спросили нас, не являемся ли мы эмиссарами Братства Надежды, поскольку, если это действительно так, у них имеется для одного из нас послание от очень дорогого друга на Земле. Они утверждали, что послал их к нам сам Учитель. Сначала я обрадовался. Я сразу же подумал о моей любимой и о том, что они, возможно, принесли весточку от нее, ибо по своему виду они отличались от всех прочих духов. Их одежды сияли голубовато-серым светом, словно туманное облако, но я с трудом различал их лица. Однако, приглядевшись к ним внимательнее, я невольно вздрогнул, почувствовав недоверие: трепещущая вуаль серо-голубого газа временами становилась такой тонкой, что я отчетливо разглядел под ней темных духов самого отвратительного обличия. Желая предостеречь меня, Верный Друг незаметно сжал мою руку, а я тем временем обратился к ним, соблюдая все предосторожности, и спросил, каково же было послание.

«Во имя Пророка, — начал один, — мы должны были передать тебе, что твоя любимая сейчас очень, очень больна. Она просит тебя вернуться к ней на Землю без промедления, пока она не испустила дух, так как, если ты не явишься к ней, она окажется в сфере, куда тебе нет доступа. Мы покажем тебе наикратчайший путь в ней».

Сначала их слова сильно напугали меня, но я спросил:

«А давно ли вы прибыли от нее?»

«Не прошло и двух дней, — ответили они. — Но мы должны привести тебя к ней немедленно. Сейчас с ней твой Восточный Учитель, и он послал нас за тобой».

Тут я окончательно убедился, что они мне лгали, ибо Восточный Учитель покинул меня как раз перед их приходом, ни словом не упомянув о болезни моей любимой. Тем не менее, я снова обратился к ним:

«Покажите мне тайный знак нашего Братства, ведь вы знаете, что без него я не могу пойти с вами».

Облачная вуаль постепенно исчезала, я видел, как сквозь нее все более отчетливо проступают их темные формы. Но я не подал виду, что уже все понял. Они сразу не ответили, а начали перешептываться между собой. Я настаивал:

«Если вы посланы Учителем, то, конечно же, знаете наш пароль?»

«Конечно! Без сомнения! Пароль — «Надежда вечна» —

И он улыбнулся с величайшим добродушием.

«Хорошо, — сказал я, — закончи фразу».

«Закончить? Ты хочешь что-то еще? — Он казался озадаченным. Второй ткнул его в бок и что-то прошептал ему на ухо, после чего первый добавил: — Надежда вечна, а истина... а истина... хм! как там, амико?» (Амико – итал. друг. – Прим.

перев.)

«Непреложна», — сказал второй.

Я смело улыбнулся им обоим:

«Вы так умны, друзья, что без сомнения можете предъявить и наш знак?»

«Знак? Дьявол! Нам не дали никакого знака».

«Неужели не дали? — удивился я. — Значит, это я должен подать вам знак убраться прочь?»

Они кинулись ко мне, чтобы схватить, и тут я увидел у одного из них изуродованную руку и тот же час узнал, кому я обязан этим маленьким заговором. Когда они набросились на меня, я отступил на шаг и сотворил знак священного символа Истины, единый для всех миров и всех времен.

При виде этого знака они испугались, прижались к земле, словно я ударил их сверху, и рухнули без сознания. Там мы их и оставили, чтобы они поразмышляли на досуге.

Я спросил Верного Друга, когда мы отошли на приличное расстояние, что, по его мнению, они будут теперь делать.

«Очень скоро они очнутся, — ответил он. — Ты потряс их и на некоторое время оглушил, но они снова будут преследовать нас, чтобы сыграть очередную дьявольскую шутку. Если бы ты последовал за ними, они завели бы тебя в трясину нижнего болота, и тебе пришлось бы бродить там, задыхаясь в миазмах, и это было бы наименьшим из зол. Всегда помни, что в своей сфере они обладают огромной властью, так что не попадайся ни на какие уловки».