От меня вдаль бежала узкая тропинка, и, любопытно заметить, я следовал по ней, куда бы она меня ни вела, ибо знал, что она непременно приведет меня к тем, кто нуждается в моей помощи. Пройдя по ней некоторое расстояние, я подошел к подножию цепи черных гор. Прямо передо мной открылся вход в огромную пещеру. Свешиваясь со стен, у моих ног копошились ужасные рептилии. Гигантские грибы и чудовищные растения, отвратительные и липкие, кистями нависали с крыши подобно ветхому савану. Пол пещеры был похож на темный пруд затхлой застойной воды. Я уже хотел было повернуть в сторону от этого места, как вдруг услышал звук голоса, который как будто приглашал меня войти. Я вошел и, обойдя зловонный пруд, оказался у отверстия, ведущего в маленький темный коридор в скалах. Я пошел по нему и, повернув за угол, увидел впереди себя красный свет, похожий на сияние костра. Черные тени, по форме напоминавшие гоблинов, скользили передо мной на фоне огня. Через мгновение я оказался в конце коридора. Передо мной было гигантское сводчатое помещение, похожее на тюремный каземат; неровная каменная крыша, грубо вырубленная в скалистой стене, наполовину скрыта массами зловещего дыма и бледного пламени, которые исходили от обширного костра, сложенного посередине пещеры. Вокруг костра плясали сонмы демонов, своим обличием достойно дополнявшие картину ада. С пронзительными криками и взрывами хохота они помешивали костер длинными черными пиками и продолжали танцевать, совершая при этом невероятные дикие движения. В уголке притулилась жалкая кучка, состоявшая примерно из дюжины духов, в сторону которых демоны время от времени совершали резкие броски, словно хотели схватить и швырнуть несчастных в гущу пламени, но всякий раз отступали с пронзительными криками и воплями бессильной ярости.

Заметив, что эти существа не видят меня, я воспользовался этим и подошел ближе. К своему неописуемому ужасу, я увидел, что костер составлен из тел живых людей, мужчин и женщин, которые извивались и корчились в языках пламени, в то время как демоны подталкивали их своими пиками все глубже в огонь. Я был так потрясен этим открытием, что невольно вскрикнул, боясь поверить своим глазам, настолько невероятна была картина, открывшаяся передо мной. Неужели все это происходит на самом деле? Не игра ли это моего воображения, не иллюзия ли — порождение атмосферы такого жуткого места?

Тот же самый таинственный голос, так часто беседовавший со мной во время моих путешествий, ответил мне:

«Сын! Ты видишь перед собой живые души, обладатели которых в земной жизни приговорили сотни своих собратьев к такой же страшной смерти, не зная при этом ни жалости, ни угрызений совести. Их злодеяства зажгли яростное пламя ненависти и неукротимых страстей в груди их многочисленных жертв, а в духовном мире эти огненные ростки превратились во всепожирающее жгучее пламя, готовое уничтожить угнетателей. Огонь питается исключительно жестокостью тех, кого он сейчас пожирает. Даже малейшее чувство обиды беспомощных жертв обернулось стократным страданием для их теперь уже беспомощных мучителей. Из этого пламени духи могут выйти лишь в том случае, если их коснется чувство жалости, порожденное муками собственных страданий, по отношению к тем, которого они мучили при жизни. И тогда те смогут протянуть им руку помощи и подскажут им способ загладить свою вину добрыми делами, которые по своему масштабу должны быть не меньше, чем их прошлые злодеяния.

Не содрогайся и не удивляйся, что им выпала такая кара. Их души были такими черствыми и жестокими, что лишь ценой собственных страданий они способны ощутить жалость к другим. Покинув Землю, они, тем не менее, продолжали мучить тех, кто слабее их, и вот наконец огненный смерч жгучей ненависти жертв превратился во всепожирающий огонь и поглотил мучителей. Знай, что эти огненные языки в действительности не материальны, хотя ты видишь их таковыми, ибо в духовном мире все ментальное объективно, и неукротимая ненависть, равно как и жгучая страсть, визуально предстают в виде живого огня. Ты сейчас отправишься вслед за одним из духов и сам убедишься, что жестокое наказание на самом деле являет собой скрытую милость. Смотри, как самовоспламеняются и сгорают страсти; узри этих духов, которые вскоре окажутся в темноте верхней равнины».

Лишь только голос смолк, погасли и языки пламени. Все погрузилось во тьму, в пещере осталось лишь тусклое фосфоресцирующее свечение, при котором я с трудом смог различить, как духи восстают из пепла, направляются к выходу из пещеры и там исчезают. Последовав за ними, я заметил, что от толпы отделился один дух, который, пройдя мимо меня, вошел в лабиринт улиц находящегося рядом города. Мне показалось, что этот город похож на один из испанских городов Вест-Индии или Южной Америки. По улицам ходили индейцы, но среди них попадались испанцы и люди других национальностей.

Пройдя несколько улиц, мы вместе с духом приблизились к большому зданию, своим внешним видом напоминавшему монастырь ордена иезуитов, которые помогли сделать страну колонией и силой навязали несчастным туземцам римско-католическую веру в дни, когда религиозные преследования считались почти во всех религиях доказательством истинной веры. Стоя там, я смотрел, как перед моими глазами серией картин проходила вся прошлая жизнь этого духа.

Сначала я увидел его главой ордена: он исполнял роль судьи. К нему приводили множество бедных индейцев и еретиков, которых он сотнями приговаривал к пыткам и костру, ибо они отказывались исповедовать его религию. Я видел, как он тиранил всех, кому не хватало власти сопротивляться ему, видел, как они приносили в качестве выкупа ему и его ордену горы золота и драгоценных камней. Любой, кто пытался игнорировать его самого или его приказы, был немедленно арестован и без всякого суда брошен в застенки тюрьмы, где его пытали и потом сжигали заживо. Я читал в сердце тирана неутолимую жажду богатства и власти и ненасытное удовольствие при виде страданий его жертв. Я знал, ибо я прочел это также в его сердце, что религия была для него всего лишь прикрытием, удобным призывом, с помощью которого он отнимал золото, которое любил, и удовлетворял свою потребность власти.

И снова я оказался на большой площади этого города, на которой увидел сотни пылающих костров, словно это был один гигантский костер, и беспомощную толпу испуганных и слабых обитателей этого города. Их, связанных по рукам и ногам, по очереди бросали в костер. Мучительные крики возносились к Небесам, а этот жестокий человек вместе со своими сообщниками вторил этим крикам притворными молитвами, вознося вверх Святой Крест, святость которого была запачкана и уничтожена прикосновением нечестивых рук, участием в действе этих жестоких и порочных живых созданий и их жаждой золота. Я увидел, что ужасный спектакль исполнялся во имя Церкви Христа, во имя Того, Чье учение призывало к любви и милосердию, Кто явился и возвестил, что Бог — это Совершенная Любовь. Я увидел человека, который называл себя наместником Христа и в то же время не проявлял жалости ни к одной из своих несчастных жертв. Он думал только о том, чтобы этим спектаклем вселить страх в сердца индейцев других племен и на этом основании заставить их принести ему как можно больше золота для удовлетворения его непомерной алчности. Затем я увидел, как этот человек возвращается к себе на родину в Испанию, как он там купается в своем в недобрый час приобретенном богатстве, как становится всесильным и богатым князем церкви. Уважаемый невежественным населением, которое считало его святым, первопроходцем, переплывшим океан, чтобы в далеком западном мире насадить ростки учения своей церкви, проповедовать Святое Евангелие любви и мира, он в то же самое время был чудовищем, и его путь был отмечен огнем и пролитой им кровью. Мое сочувствие к нему моментально исчезло. Потом я увидел этого человека на смертном одре. Монахи и священники отпевали мессой его душу, чтобы она оказалась на Небесах, но вместо этого она на моих глазах провалилась в бездонную пучину ада, увлекаемая вглубь тяжелыми цепями его порочной жизни. Я видел великие орды его бывших жертв: они поджидали его. Но и сами они скользили вниз, в свою очередь влекомые жаждой отмщения, стремлением получить власть и расквитаться с ним за свои страдания и страдания дорогих им людей.

Я увидел этого человека в аду, в окружении пустых оболочек тех, кого он замучил, кого преследовал по ложным обвинениям за то, что они были слишком добры и чисты, а поэтому не могли находиться в этом безобразном месте сами, ибо не могли желать зла своему убийце. Повторялось то, что я видел в Стране Вечного Льда: история человека в ледяной пещере. Находясь в аду, этот человек все еще лелеял в своих мыслях чувство ярости, оттого что лишился земной власти. Единственным его стремлением было найти как можно больше сподвижников в аду, таких же жестоких, как он сам, и, объединившись с ними, снова угнетать и мучить. Если бы возможно было, он приговорил бы свои жертвы к смерти вторично. В его сердце не было ни жалости, ни угрызений совести, его переполняло единственное чувство — гнев от своей собственной беспомощности. Если бы внутри него поселилась хоть капля горя или одна добрая мысль по отношению к кому-либо, это помогло бы ему, создало бы оградительную стену между ним и мстительными духами, и его страдания, какими бы жестокими они ни были, не смогли бы принять такую физическую форму, какую я наблюдал. Но в данном случае его жестокость была так велика, что лишь питала и раздувала пламя. Наконец, я наблюдал, как и эти огненные духи умирают, исчерпав весь запас собственной мстительности. Демоны, которых я там видел, некогда были его самыми неумолимыми в мстительности жертвами, чье желание отплатить мучителю за все не было полностью удовлетворено; а жались в углу те, кто получал удовольствие от зрелища его мучений и страданий его сообщников.

Потом я увидел, как этот дух пробудился к мысли о покаянии и вернулся в город, чтобы предупредить других членов своего иезуитского братства, заставить их свернуть с ошибочного, как он узнал на своем опыте, пути. Он еще не понял, сколько времени прошло с тех пор, как он покинул Землю, не понял, что этот город является всего лишь духовным отражением того города, в котором он когда-то жил. Через некоторое время, как мне сказали, он будет послан обратно на Землю в виде духа, чтобы учить смертных жалости и состраданию, то есть чувствам, которых он не проявлял в собственной жизни. Но сначала он будет работать в этом темном месте, вызволяя души тех, которых его собственные преступления увлекли вслед за ним. Я покинул того человека, когда он подошел к воротам дома, который был отражением его собственного дома на Земле, а сам отправился бродить по городу.

Величественный как Рим, этот город был обезображен, его красота исчезла под пятнами совершенных в нем преступлений. Я заметил кишащих повсюду черных призраков, которые выли и стонали, волоча за собой тяжелые цепи. Было впечатление, что это место построено на живых могилах, покрытых, как саваном, темно-красным туманом из крови и слез. Словно большая тюрьма со стенами из насилия, злодейских нападений и тирании!

Продолжая свой путь, я на ходу увидел сон, будто город встал передо мной таким, каким он был до того, как в него вступила нога белого человека. Я увидел скромных мирных людей, живущих плодами и злаками, их жизнь, проходившую в почти детской невинности. Они поклонялись Великому Всевышнему, которого называли по-своему, и которого почитали в духе и в истине. Их простая вера, их терпимость происходили от вдохновения, данного им Великим Духом, который универсален и находится гораздо выше уровня одной отдельной веры или церкви. Потом я увидел, как белые люди, алчущие золота, явились с желанием присвоить добро других, и эти простые и бесхитростные люди тепло приветствовали их как братьев, наивно демонстрируя им свои сокровища, добытые из недр, — золото, серебро и драгоценные камни. После этого мне открылось, каким предательством вымостили свой путь белые люди. Они грабили и убивали простодушных туземцев, они мучили и порабощали их, принуждая трудиться в шахтах и копях, и те умирали тысячами. Вера, святые обеты — все было попрано белыми людьми, а мирная и счастливая страна утонула в море слез и крови.

Затем я увидел вдали, где-то в Испании, небольшую группу достойных, верных и добрых людей с чистой душой, которые верили, что лишь они исповедуют истинную веру, и что только их вера может спасти людей и обеспечить им жизнь вечную. Они считали, что Бог пролил Свой Свет на это единственное, крошечное место на Земле, а все остальное оставил в кромешной тьме и заблуждениях; что Он, лишив света многие тысячи людей и подарив его исключительно этому маленькому земному пространству и этой ограниченной небольшой группе Своих детей, обрек всех остальных на погибель.

Я понял, что именно эти добрые и достойные люди исполнились великой жалости к тем, кто томится в темноте невежества, исповедуя ложную религию. И вот они пустились в путь и пересекли океан, добрались до этой далекой и чужой Земли, неся туда свою религиозную систему, чтобы подарить ее аборигенам, этим простым людям, которые жили достойно и спокойно со своей собственной верой и своими духовными традициями.

Я видел этих добрых, но невежественных священников, видел, как они высадились на чужой берег и начали работать среди местного населения, распространяя свою веру и сокрушая и разрушая все следы якобы примитивной религии, не менее достойной, чем их собственная. Священники были добры, они делали все, чтобы облегчить участь бедных угнетенных аборигенов, одновременно зарабатывая себе багаж духовных заслуг. Повсюду возникали миссии, церкви и школы.

Затем я увидел множество мужчин, среди них были не только священники. Они явились из Испании, но не для того, чтобы принести пользу церкви, не для того, чтобы распространить истину своей религии. Алчущие золота этой страны, ее плодородных земель, всего, что могло удовлетворить их ненасытность, эти люди покрыли себя позором в своей собственной стране до такой степени, что были вынуждены бежать, дабы не поплатиться за свои злодеяния. Я видел, как целые орды этих людей, смешавшись с теми, чьи побуждения были чисты, подавили последних своим числом и в конце концов вытеснили добро, а сами, прикрываясь именем Святой Церкви Христа, превратились в тиранов и хозяев для несчастных аборигенов.

Я увидел, как в этой несчастной стране обосновалась инквизиция и, крепко опутывая цепями рабства и тирании несчастное население, едва не довела его до полного исчезновения с лица Земли. Повсюду я ощущал дикую алчность к золоту, которая пожирала адским огнем всех, кто являлся в эту страну. Слепые к окружающей их красоте, они алкали лишь золота; глухие к любым доводам разума, они жаждали лишь богатства. В то безумное время с неукротимым стремлением к обогащению началось строительство адского духовного отражения этого города. Камень за камнем, частица за частицей рос он. И узы притяжения, как тяжелые цепи, связали его земной и духовный образ. Эти узы стали связующим звеном, затягивающим злобных обитателей вниз, одного за другим, ибо воистину во время своей земной жизни мужчины и женщины создают для себя свою будущую духовную обитель. Итак, все эти монахи и священники, все эти прекрасные дамы, солдаты и купцы и даже несчастные аборигены — да! — все они оказались в аду, дорогу в который проложили сами своими земными деяниями, в страстях и ненависти, в жажде золота, с чувством глубокой незаслуженной обиды и в желании отомстить за несправедливость.

Я остановился на краю площади у дверей огромного здания с зарешеченными окнами, похожими на окна тюрьмы. Мое внимание привлекли крики, доносившиеся из его недр. Ведомый таинственным голосом моего незримого наставника, я вошел в здание и, ориентируясь на звук, вскоре оказался в тюремном застенке. Там я обнаружил множество духов, которые окружили человека, прикованного к стене железным обручем, обвившим его за талию. Его дикий затравленный взгляд, всклокоченные волосы и превратившаяся в рубище одежда говорили о том, что он пребывает в таком положении уже довольно долгое время. Его проступающие сквозь кожу кости и провалившиеся щеки свидетельствовали, что он дошел до последней степени истощения. Но я знал, что от этого здесь не умирают. Рядом с ним стоял еще один мужчина со сложенными на груди руками и склоненной головой: он выглядел более жалким, чем все остальные, со своими заострившимися чертами лица и скелетоподобным телом, которое было сплошь усеяно многочисленными ранами, хотя он и пользовался относительной свободой, не будучи прикован к стене, как тот, другой. Вокруг этих двоих с воплями плясали духи, дикие, необузданные и порочные. Среди них были индейцы, испанцы и один или два, как мне показалось, англичанина. У всех было одно занятие: они бросали в прикованного человека острые ножи, которые, однако, не задевали его; грозили ему кулаками, выкрикивали в его адрес бранные слова и всячески поносили его. Но странная вещь, они не могли коснуться его, и он продолжал все так же стоять, прикованный к стене, не имея возможности скрыться от них. А другой мужчина стоял рядом и наблюдал за происходящим.

Глядя на эту сцену, я мысленно прочел историю жизни этих двух мужчин. Я увидел того, кто был прикован, в красивом доме, похожем на дворец, и знал, что он был одним из судей, посланных из Испании, чтобы возглавить так называемый суд справедливости, который занимался лишь тем, что выкачивал деньги из населения и наказывал всех, кто пытался вступить в спор с богатыми и могущественными. Я увидел, что другой мужчина был купцом и жил на роскошной вилле вместе с очень красивой женой и крошечным ребенком. Эта женщина привлекла внимание судьи, который почувствовал к ней нечистую страсть. Хотя она отвергала все его домогательства, он сделал так, что ее мужа арестовали по подозрению инквизиции и бросили в тюрьму. Затем судья похитил женщину и так издевался над ней, что та умерла, а ее несчастный ребенок был задушен по приказу того же жестокого судьи.

Тем временем несчастный муж оставался в тюрьме. Он ничего не знал о судьбе жены и ребенка, не ведал он и о том, какое обвинение ему было предъявлено. Он худел и таял от недостатка пищи и ужасных условий тюрьмы, его все больше охватывало отчаяние, и все чаще мучили подозрения. Наконец его привели на суд инквизиции, где обвинили в ереси и заговоре против короны, а когда он начал отрицать свою вину, его подвергли пыткам, чтобы заставить признаться и выдать имена своих сообщников среди друзей. Несчастный, потрясенный и негодующий, продолжал упорствовать и доказывать свою невиновность, тогда его снова отправили в тюрьму и медленно заморили голодом. Жестокий судья не посмел отпустить его на свободу, зная, что тот поднимет на ноги весь город, обнародовав историю о том, как его оклеветали и как поступили с женой и ребенком.

Этот несчастный умер, но он не соединился со своей женой: ее искалеченная душа вместе с невинным ребенком поднялась в высокие сферы. Она была так добра, так чиста и так нежна, что сразу же простила своего мучителя и убийцу, ибо таковым он и был, хотя в его намерения не входило убивать женщину. Но между ней и ее мужем образовалась стена, выросшая из его ненависти и горького чувства мести по отношению к человеку, который сломал их жизнь.

Когда несчастный оклеветанный супруг умер, его душа не смогла покинуть Землю. Она удерживалась нитью ненависти к его врагу и жаждой мести. Он простил жестокость по отношению к нему самому, но не простил ужасную участь жены и ребенка. Этого он не мог простить. Его ненависть была сильнее любви к жене и ребенку: день и ночь этот дух не отходил от судьи, ища случая отомстить. Наконец случай представился. Дьяволы из ада, искушавшие некогда также и меня, окружили его и нашептали, как можно рукой смертного убийцы вонзить кинжал в сердце судьи, а когда смерть отделит душу от тела, как увлечь за собой в недра ада душу преступника. Так велика была жажда отмщения, мучившая его годами одиночества в темных казематах земной тюрьмы и уже после смерти в духовном мире, что напрасно несчастная жена пыталась приблизиться к мужу и смягчить его сердце. Ее нежная душа не смогла пробить стену зла, окружившую несчастного мужа, а у него не было надежды увидеться с ней снова. Он смирился с тем, что она ушла на Небо, и он потерял ее навсегда. Эта история началась почти двести лет назад. Согласно бытовавшему тогда убеждению, поддерживаемому католической церковью, тот человек считал себя навечно проклятым, ибо умер без причастия и покаяния. Но по тем понятиям его жена вместе с ребенком непременно должна была оказаться среди ангелов. Удивительно ли, что все помыслы несчастного были устремлены на удовлетворение своей жажды мести, ибо он был убежден, что должен сделать все, чтобы заставить своего врага страдать так же сильно, как страдал он сам? Он подговорил одного из земных людей убить судью. Именно его рука безошибочно направляла кинжал убийцы, который пронзил жестокое лживое сердце. Земное тело умерло, но бессмертная душа продолжала жить. И вот она оказалась в тюрьме, прикованная к стене так же, как некогда он сам велел приковать свою жертву, которая, оказавшись, наконец, лицом к лицу со своим обидчиком, теперь наблюдала его мучения.

Там были и другие жертвы этого судьи, которых тот оболгал и приговорил к смертельным страданиям, чтобы удовлетворить свой гнев или обогатиться за их счет. Они тоже собрались вокруг него и делали его пребывание здесь настоящим адом. Но так сильна была несокрушимая воля этого человека, что ни один из ударов не достигал цели, ни один из кинжалов не мог ранить его. И вот два непримиримых врага на долгие годы остались лицом к лицу, изливая друг на друга взаимную ненависть и презрение, в то время как другие духи, подобно хору в греческой трагедии, приходили и уходили. Они забавлялись тем, что изобретали новые дьявольские пытки, пробуя их на прикованном к стене человеке, которому оставалось только отражать их удары.

А далеко в светлых сферах горевала женщина, надеясь, что настанет время и ее влияние проникнет в это ужасное место, что ее любовь и нескончаемые молитвы достигнут души мужа и смягчат ее, что он оставит свою жестокую цель и усмирит свое чувство мести. Это ее молитвы послужили причиной того, что я появился здесь в этом застенке. Это ее душа обратилась за помощью ко мне и рассказала всю эту страшную историю. Это она умоляла меня внушить ее несчастному мужу, что она живет лишь мыслями о нем и надеждой, что ее любовь выведет его в высокие сферы, и они, наконец, соединятся в мире и счастье. Взяв с собой этот образ, я приблизился к мрачному человеку, который уже явно устал от груза собственной ненависти, его сердце жестоко страдало от разлуки с женой, которую он страстно любил.

Я тронул его за плечо и сказал:

«Друг, я знаю, почему ты находишься здесь, и знаю историю твоих страданий. Меня послала к тебе та, которую ты любишь, чтобы сказать тебе, что она ждет тебя в светлых высоких сферах. Она грустит, что ты до сих пор к ней не пришел, и удивляется, что чувство мести к врагу для тебя слаще ее любви. Она умоляет меня сказать тебе, что ты сам создаешь себе цепи, когда мог бы быть свободным».

Услышав мои слова, дух задрожал, потом повернулся ко мне и схватил меня за руки, пристально глядя мне в глаза, словно пытаясь прочесть по их выражению, правду ли я говорю. Потом он, вздохнув, ответил:

«Кто ты и зачем явился сюда? Ты не похож на привычных обитателей этих мест, а твои слова внушают надежду, но разве может быть надежда для душ, оказавшихся в аду?»

«Даже здесь есть надежда, ибо она вечна, и Бог в Своем милосердии оставляет ее всем — что бы ни совершил человек, как бы ни извратил Божественную истину при жизни на Земле. Я послан, чтобы дать надежду тебе и другим, которые, подобно тебе, скорбят о прошлом, и, если только решишься пойти со мной, я покажу тебе, как достичь более благоприятных мест».

Я видел, какие сильные сомнения и жестокие колебания охватили его сердце. Он знал, что его присутствие приковывает и делает узником его врага, знал также, что, если он уйдет, тот, даже освободившись, останется бродить по этой темной стране, но все равно продолжал колебаться. Тогда я заговорил с ним о его жене и ребенке, спросил, не ужели он не хотел бы соединиться с ними? Сильный и непоколебимый мужчина сдался при мысли о своих возлюбленных и, закрыв лицо руками, разразился горькими рыданиями. Я взял его под руку и повел его, уже усмиренного, прочь из тюрьмы и прочь из этого города. За городскими стенами нас ждали добрые духовные друзья. Я оставил с ними бедного измученного человека, и они понесли его в светлые страны, где он будет расти духовно и получит возможность время от времени видеться со своей женой, чтобы потом соединиться с ней на веки вечные в счастье, более совершенном, чем это было возможно в земной жизни.

***

Я не вернулся в город, ибо чувствовал, что моя работа завершена, вместо этого я отправился бродить в поисках новых мест, где я мог бы принести пользу. Посреди темной пустынной равнины я набрел на одинокую хижину, в которой обнаружил мужчину, лежащего на охапке грязной соломы, он был недвижим и, казалось, умирал.

Он рассказал мне, что в своей земной жизни он также покинул, оставив умирать, своего товарища, у которого отобрал все золото, добытое ими совместно и с риском для жизни, и вот теперь сам оказался в таком же беспомощном положении и всеми покинутый.

Я спросил его, не желает ли он встать и отправиться на помощь другим, чтобы искупить убийство своего друга, ибо в этом случае я мог бы ему помочь.

Он ответил, что, конечно, ему хотелось бы встать. Ему давно надоела эта дыра, но он не понимает, зачем ему нужно работать ради того, чтобы помогать кому бы то ни было. Он предпочел бы поискать припрятанные деньги, чтобы потом ими воспользоваться. Тут он хитро и изучающе посмотрел на меня, чтобы определить, не думаю ли я о его богатстве и не хочу ли я сам отыскать его деньги.

Я предложил ему отыскать друга, которого он погубил, чтобы повиниться перед ним. Но он об этом и слышать не хотел и даже рассердился, сказав, что не испытывает никакого сожаления по поводу того, что убил друга, а сожалеет лишь о том, что попал сюда. Он потребовал, чтобы я помог ему выбраться из того места. Я попытался убедить его, что его положение улучшилось бы, если бы он исправил причиненное им зло, но все было напрасно. Он был убежден, что ему нужно лишь встать на ноги, и он тут же отправится снова грабить и убивать. Я оставил его там, где нашел, а он, подняв с земли камень, ослабевшей рукой бросил его мне вслед.

«Что же теперь с ним станет?» — подумал я и тут же получил ответ:

«Он только что пришел с Земли, пережив насильственную смерть, и его дух слаб, но постепенно он окрепнет и тогда в банде с остальными подобными ему мародерами отправится наводить ужас на окрестности. Пройдет много лет, а может, и веков, и в нем проснется стремление к добру, он изменится к лучшему. Но это будет очень медленный процесс, ибо для души, так долго находившейся в оковах, столь слабо развитой, такой порочной, как у этого мужчины, для роста и проявления скрытых возможностей часто требуются огромные циклы времени».

Побродив некоторое время по равнине, я почувствовал такую усталость, такое утомление в сердце, что решил присесть и поразмыслить обо всем, что увидел в этом страшном месте. Зло и страдания посеяли внутри меня депрессию, а страшные, темные, тяжелые и липкие облака действовали угнетающе. Я ощущал это особенно сильно, так как со всей страстью южанина любил солнце и свет. Потом я заскучал. Ах! Как мне хотелось получить весточку от той, которую я оставил на Земле! От моих друзей не было ни словечка, ни единого известия о любимой. Не знаю, как долго я пробыл в этом месте, где не было дня, чтобы отметить границу суток; повсюду царила только темная ночь и безмолвие. Меня не покидали мысли о любимой, я искренне молился о ее безопасности на Земле, чтобы она порадовала мой взгляд, когда я вернусь, после того как обследую до конца эти места. Пока я молился, вокруг меня разлился бледный мягкий свет, похожий на свет сияющей звезды. Свет усиливался, и перед моими глазами в сияющих лучах раскрылась во всей своей славе картина, в центре которой я увидел лицо моей любимой. Она смотрела мне в глаза и улыбалась, ее губы приоткрылись, и она беззвучно произнесла мое имя, затем она поднесла кончики пальцев к губам и послала мне воздушный поцелуй. Это получилось у нее с такой застенчивой грацией, что я весь растаял. Я вскочил, чтобы вернуть ей поцелуй, чтобы ближе увидеть ее, но — ах! — видение растворилось, а я остался один посреди темной равнины. Но мне уже не было грустно, ибо светлое видение подбодрило меня, укрепило мою надежду и мужество, вдохновило меня снова нести надежду и радость другим.

Я поднялся и снова отправился в путь и вскоре оказался в окружении духов необыкновенно отвратительного вида. На них были ветхие плащи, лица были скрыты масками, и они напоминали призрачных разбойников с большой дороги. Они не видели меня, а я еще раз убедился, что обитатели нижних сфер обладают слишком слабым интеллектом и почти неразвитыми духовными чувствами и поэтому не способны ощущать присутствие представителей более высоких сфер, за исключением случаев, когда последние вступают с ними в прямой контакт. Любопытствуя узнать, что они задумывают, я немного отступил в сторону, чтобы понаблюдать за их действиями с некоторого расстояния. Вскоре с ними поравнялась еще одна группа темных призраков, которые несли какие-то мешки. Тут же первая группа напала на вторую. У них в руках не было оружия, но они дрались как дикие звери — зубами и когтями, ибо их ногти на руках превратились в настоящие звериные когти. Они хватали друг друга за шею, стараясь разорвать горло. Они царапались и кусались, как тигры или волки, пока половина из них не упала в изнеможении на землю. Остальные же бросились к сокровищу (которое, как я видел, представляло собой лишь бесформенные куски камня).

Когда все, кто мог двигаться, удалились, я приблизился к бедным стенавшим духам, лежавшим на земле, чтобы решить, могу ли я чем-нибудь им помочь. Но тут мне явно было нечего делать. Они огрызались в мою сторону, стараясь укусить. Похожие более на зверей, чем на людей, они имели сутулые тела, длинные обезьяньи руки, жесткие ладони и когтеобразные ногти на пальцах рук. Они то шли на двух ногах, то становились на все четыре конечности. Их лица также вряд ли можно было бы назвать человеческими. Сами черты их стали звериными, и они огрызались и показывали зубы, как волки. Я вспомнил, что некогда читал истории о том, как люди превращались в животных, и подумал, что именно о таких существах шла речь. В их пугающих светящихся глазах таилось выражение расчетливой хитрости, что, безусловно, было человеческим качеством. Их жесты также отличали их от животных. Более того, они умели говорить и перемешивали завывания с проклятиями и грязной бранью, что также не свойственно животным.

«Неужели у них тоже есть душа?» — воскликнул я и снова услышал ответ:

«Да, даже у них. Заблудшая, растленная, раздавленная и растоптанная до самой что ни на есть крайности, почти до полного исчезновения, но, тем не менее, она осталась, хотя и в зачаточном состоянии. Эти люди, в основном испанцы, были пиратами, грабителями, разбойниками с большой дороги, работорговцами и похитителями людей. Они опустились так низко, что почти все человеческое переродилось у них в животные инстинкты. Они стали настоящим зверьем, они живут и ведут себя как звери».

«А есть ли для них еще надежда? Может ли кто-нибудь помочь им?» — спросил я.

«Для них есть надежда, только им еще долго не воспользоваться ею. Но даже здесь есть те, кому ты можешь помочь».

Я повернулся и увидел, что у моих ног лежит человек, который с великим трудом подполз ко мне и теперь чувствовал такую усталость, что не мог более шевельнуться. Он имел менее устрашающий вид, чем другие, и в его искаженных чертах угадывались еще проблески добра. Я склонился над ним и услышал, как его губы прошептали:

«Воды! Что угодно за воду! Дай мне воды, ибо меня сжигает внутренний огонь».

У меня не было воды, и я не знал, где добыть ее в этой стране, но я дал ему несколько капель эликсира, который принес с собой из Рассветной Страны для себя. Питье подействовало на него магически. Не зря же это был эликсир. Мужчина сел и, уставившись на меня, сказал:

«Ты, должно быть, волшебник. Я почувствовал, что огонь, годами сжигавший меня изнутри, погас. Меня мучил огонь жажды с тех самых пор, как я оказался здесь, в этом аду».

Я помог ему отойти в сторону, подальше от остальных, и начал совершать магические пассы над его телом. По мере того как я это делал, страдания его прекращались, он успокаивался. Я стоял рядом и не знал, что нужно делать дальше — поговорить с ним или увести с собой. Но тут он схватил меня за руку и с жаром поцеловал ее:

«О, друг! Как мне отблагодарить тебя? Как мне называть того, кто облегчил мои страдания?»

«Если ты и вправду благодарен мне, не хочешь ли и сам заработать благодарность тех, кому ты мог бы оказать помощь? Я могу научить тебя, как этого добиться».

«О, да! Да! С радостью, если ты возьмешь меня с собой, добрый друг!»

«Дай-ка я помогу тебе встать, и, если ты немного пришел в себя, нам лучше сейчас же убраться отсюда», — сказал я, размышляя, что же делать дальше, и мы вместе отправились в путь.

Мой компаньон рассказал мне, что некогда был пиратом и участвовал в работорговле. Он был боцманом корабля и погиб в драке, а когда пришел в себя, то обнаружил, что вместе со всей командой оказался в этом темном месте. Он не имел ни малейшего понятия, сколько времени пробыл здесь, но этот период показался ему вечностью. Они вместе с другими такими же духами собирались в банды и проводили время в стычках и драках. Если они не встречали на своем пути другие банды, то начинали драться между собой. Потасовки были единственным возбуждающим моментом для них в этом кошмарном месте, где невозможно найти ни капли влаги, которая помогла бы заглушить невыносимую жажду, мучившую всех их. Что бы они ни пили, жидкость превращалась в их горле в живой огонь. Он еще рассказал следующее:

«Как бы ты ни страдал, ты не можешь умереть — таково наше проклятие, которое страшнее смерти. Можно хоть сотни раз пытаться прервать свою жизнь — все будет напрасно, страдания не прекратятся. Мы — как голодные волки, и, если нет объекта для нападения, мы начинаем драться между собой до полного изнеможения. Потом мы обычно лежим и стонем от боли, пока не придем в себя достаточно, чтобы наброситься на кого-нибудь еще. Я очень хотел вырваться отсюда, любой ценой! В конце концов, я обратился к молитве: я молил Бога простить меня, обещал сделать все что угодно, только бы мне предоставили шанс уйти отсюда. Когда я увидел тебя, стоящего рядом со мной, я решил, что ты — ангел и послан мне с Небес. Но у тебя не было крыльев и ничего такого, чтобы отличить от других, как это рисуют на картинках. Однако ни на каких картинках нет ничего похожего на это место. А если что-то не так в одном, то может быть ошибка и в другом, верно?»

Я засмеялся от его наивности. Да! Даже в этом ужасном месте я мог смеяться, ибо почувствовал в своем сердце легкость, оттого что оказался полезным. Затем я объяснил ему, кто я такой и как оказался здесь. На что он ответил, что если я желаю помогать, он мог бы отвести меня к болотам, которые находятся неподалеку. В них томится множество несчастных духов. Он сказал, что смог бы и сам немного помочь мне. Он, видимо, боялся выпустить меня из своего поля зрения, боялся потерять меня и снова остаться здесь в одиночестве. Я почувствовал симпатию к этому человеку, видя его благодарность, и я был бы рад любому спутнику (конечно, за исключением членов той банды, на которых были похожи в своем большинстве обитатели той сферы), поскольку чувствовал себя одиноким в этой дальней, неприветливой и пустынной стране.

Густая тьма и жуткий плотный туман почти полностью скрывали видимость, и мы достигли болот прежде, чем я успел это заметить. Я почувствовал только холод, сырость и дурно пахнущий ветер, который дул нам прямо в лицо. Передо мной открылось целое море жидкой грязи, черной, жирной и зловонной, на поверхности плавала маслянистая слизь. Ползали чудовищные рептилии с раздутыми телами и выпуклыми глазами. Огромные летучие мыши с лицами, похожими на человеческие или на лица вампиров, летали вверху, а черные и серые клубы пара с шумом вырывались из гнилостных недр грязи. В вышине мелькали призрачные фантастические тени, постоянно меняя форму и становясь все отвратительнее с каждым новым превращением. Они то махали руками и трясли головами, словно пытались выразить разумную мысль, то растворялись в тумане или сгущались в нечто новое и не менее ужасное.

По берегам этого великого и зловонного моря ползали покрытые слизью уродливые создания гигантского размера: одни лежали на спине, другие ныряли в зловонные воды. Глядя на все это, я содрогнулся и уже хотел спросить, неужели в этой гнилой слизи могут быть страдающие души, когда мой слух уловил доносившиеся из темноты звуки жалобного хора, завывающего и молящего о помощи. Мое сердце было тронуто безнадежной скорбью, а глаза, привыкнув к темноте, различили бродившие по плечи в грязи человеческие фигуры. Стоя на берегу, я окликнул их и попросил подойти ко мне. Но они, похоже, не слышали или не могли услышать, так как не обратили на меня ни малейшего внимания. Мой компаньон сказал, что они, по его мнению, слепы и глухи и могут воспринимать лишь то, что находится непосредственно вблизи от них. Он сам некоторое время находился в таком море зловонной грязи, но ему удалось выбраться, хотя он понимал, что далеко не все способны сделать это без посторонней помощи, и многие оставались там годами. Мы снова услышали жалобные крики, а один из них прозвучал так близко, что я едва не бросился в это море, чтобы вытащить на берег жалкого духа. Но — фу! — он был таким мерзким, таким ужасным. Я отшатнулся. Затем мой слух снова резанул отчаянный крик, и я почувствовал, что должен спасти зовущего. Итак, я пошел на этот крик, стараясь подавить чувство омерзения, и вскоре заметил мужчину. Призрачные тени над головой взметнулись и засуетились. Когда я нашел его, мужчина был по шею в грязи, постепенно погружаясь. Я подумал, что мне одному его не вытащить, и позвал на помощь моего спутника, но того нигде не было видно. У меня мелькнула мысль, что с его стороны это была ловушка, чтобы завлечь меня и бросить здесь, и я было хотел повернуть назад, чтобы выбраться на берег, но несчастный дух начал умолять меня, очень жалобно, чтобы я не оставлял его здесь. Я, поднатужившись, вытащил его из грязи и освободил его ноги от опутавших их водорослей. Затем я, иногда волоком, иногда поддерживая, довел его до берега, где бедняга упал, лишившись чувств. Я и сам очень устал, а поэтому присел рядом с ним, чтобы отдохнуть. Я огляделся вокруг, ища глазами моего друга-пирата, и увидел, что тот барахтается в море на некотором расстоянии от берега, таща кого-то за собой. Даже в этом кошмарном окружении я не мог не почувствовать некоторого комизма ситуации: его жесты были такими гротескными и ускоренными, он так поспешно тащил несчастного духа, так кричал при этом, что мог перепугать любого и менее робкого. А тот, кого он тащил, умолял своего спасителя действовать менее энергично, чуть медленнее, не торопить его. Я пошел к ним и, поскольку бедный спасенный дух был уже у самого берега, помог ему выбраться и положил его отдохнуть рядом с тем, первым.

Пиратский дух был явно счастлив результатами своих успешных действий и горд собой. Он был готов сделать еще одну вылазку, и я послал его на помощь духу, чьи крики особенно отчетливо доносились до нас, а сам тем временем остался ухаживать за спасенными. Но тут я снова услышал неподалеку от себя жалобный вопль, хотя поначалу не мог разглядеть кричавшего. Затем слабая светлая точка, похожая на блуждающий огонек, появилась в темноте мерзкого болота, и при тусклом свете я увидел, что там кто-то копошится и призывает на помощь. Не очень охотно, признаю это, я снова вошел в грязь. Там я увидел мужчину, которого только что нашел, а вместе с ним женщину. Он поддерживал ее и старался всячески подбодрить. Я с трудом вытащил на берег их обоих. Там я увидел, что мой пират также прибыл со спасенным.

Должно быть, очень странную группу представляли мы на берегу того слизистого болота, которое, как я узнал позже, состояло из духовного скопления всех грязных мыслей, всех нечистых желаний земных людей, и все это превратилось в огромную зловонную клоаку. Духи, копошившиеся в нем, находили радость в этих низких и извращенных действиях во время своей земной жизни и потом, оказавшись в духовном мире, продолжали наслаждаться такими же удовольствиями через посредство смертных мужчин и женщин. В конце концов, земная твердь отказалась терпеть их безобразную порочность, и силой притяжения они погрузились в эти ужасные гнилостные глубины, где вынуждены бродить, пока отвращение к самим себе не совершит чудо исцеления.

Один человек, которого я спас, был некогда ловким интриганом при дворе Карла II и после смерти долго оставался на земной поверхности, постепенно опускаясь все ниже и ниже, пока не оказался в этом гнилом болоте. Водоросли его гордости и самодовольства стали цепями, которые так опутали его ноги, что он не мог пошевелиться, пока я не освободил его. Другой мужчина был когда-то знаменитым драматургом в начале правления короля Георга. Мужчина и женщина были придворными из свиты короля Людовика XV и одновременно попали в это место. Истории людей, спасенных пиратом, были аналогичными.

Я сначала не знал, как мне смыть с себя грязь этого ужасного зловонного моря, но потом вдруг заметил неподалеку маленький фонтан чистой воды, который возник словно по волшебству. В его свежих водах мы быстро смыли с себя все следы грязи.

Я посоветовал всем спасенным и далее оказывать помощь другим в этой мрачной Земле в благодарность за помощь, которую получили сами. Поговорив с ними, я приготовился продолжить свой путь паломничества. Пират очень не хотел расставаться со мной, и так получилось, что в путь мы отправились вместе.

***

Я не буду даже пытаться перечислить всех, кому мы помогли во время нашего пути, иначе мой рассказ занял бы множество томов и только утомил бы читателей. Я поэтому пропущу некоторый период времени — даже не знаю, как определить его: неделей, годом или несколькими днями — и расскажу, как мы достигли длинной цепи гор, пики которых уходили в ночное Небо, теряясь там. Нас несколько обескуражили результаты наших попыток помочь людям. Иногда мы находили благодарных и чутких слушателей, которые с радостью принимали нашу помощь, но чаще всего наши попытки наталкивались на презрение и насмешки, а случалось, что нас встречал прямой отпор и нападки по той причине, что мы якобы мешали им. Порой нам едва удавалось унести ноги.

Наша последняя попытка спасения была сделана при встрече с мужчиной и женщиной, которые устроили драку возле входа в ветхую лачугу. Мужчина избивал женщину так жестоко, что я не мог не вмешаться. После этого они оба набросились на меня, причем женский дух пытался выцарапать мне глаза, и я был рад, когда подоспел с помощью мой пират. Сказать по правде, их совместная атака вывела меня из равновесия, и на мгновение я опустился до их уровня, то есть лишился защиты, которую мне обеспечивало духовное развитие высшего уровня.

Эта парочка была повинна в жесточайшем и страшнейшем преступлении — в убийстве старика-мужа этой женщины — ради того, чтобы завладеть его деньгами. За это преступление они были по приговору повешены. Их совместная вина связала их такими крепкими узами, что они не могли избавиться друг от друга, несмотря на великую взаимную ненависть. Каждый считал другого причиной своего пребывания в этом месте, каждый считал виноватым другого, и на виселице они оказались лишь потому, что постарались как можно скорее донести друг на друга. И теперь между ними не прекращались ссоры и потасовки, и я не могу представить себе наказания более тяжкого, чем эти тесные узы ненависти. В таком состоянии им ничем нельзя было помочь.

Оставив эту интересную пару, мы подошли к подножию огромных темных гор. Благодаря удивительному фосфоресцирующему свечению, нависшему пятнами сверху, мы смогли немного исследовать эту местность. Там не было дорожек, а уступы скал оказались отвесными, поэтому мы карабкались вверх с большим трудом. Я еще должен объяснить, что во время пребывания в нижней сфере я, ради выполнения определенных условий, утратил способность летать и парить по желанию — привилегию, которой пользовались все, кто достиг уровня Рассветной Страны. С трудом взобравшись на самый низкий гребень горы, мы начали осторожно пробираться через перевал и оказались в небольшой долине, слегка освещенной пятнами фосфоресцирующего света; с обеих сторон мы увидели глубокие каверны в скалах, черные обрывы и зияющие провалы. Из некоторых доносились жалобные стоны и вопли, а иногда и мольбы о помощи. Я был потрясен при мысли, что в таких жалких местах обитают духи, но никак не мог понять, каким образом можно им помочь. Тогда мой компаньон, старательно помогавший мне во всем, что касалось спасения людей, предложил свить веревку из длинных вялых растений и стеблей травы, которые росли в углублениях некоторых камней. С помощью такой веревки я мог бы спустить его вниз, ибо для него это дело было более привычным, чем для меня. Таким способом мы могли бы освободить некоторых духов, находившихся в этом ужасном месте.

Идея мне понравилась, и мы принялись за работу. Вскоре была готова веревка, достаточно крепкая, чтобы выдержать вес моего друга, ибо вы должны знать, что, равно как и при оценке материальных объектов, вес духовной материи является величиной, которая познается в сравнении: материя нижних сфер плотнее и тяжелее, чем в более высоких сферах. Хотя для глаза простого смертного мой друг пират не весил ничего и не был материальным объектом, для искушенного в духовных материях человека его присутствие и внешний вид не вызвали бы сомнения. Отсюда следует, что я не ошибаюсь и ничего не измышляю, когда говорю о весе моего друга, который в приложении к веревке из духовных растений был достаточно велик, как если бы мы свили земную веревку, чтобы удержать земного мужчину. Закрепив один конец веревки вокруг большого камня, дух спустился по ней вниз со скоростью и легкостью опытного моряка. Оказавшись внизу, он немедленно обмотал конец веревки вокруг талии одного из несчастных, которого он обнаружил беспомощно стонущим на самом дне. Я начал подтягивать веревку и, когда вытянул спасенного наверх, бросил конец ее вниз, чтобы вытащить моего друга, что и произошло в следующий момент. Приведя спасенного в чувство, мы продолжили свой труд и помогли еще нескольким духам таким же способом.

Когда мы вытащили всех, кого смогли отыскать, произошла очень странная вещь. Фосфоресцирующий свет погас, оставив нас в кромешной тьме. Тут же таинственный голос, который доносился неизвестно откуда, промолвил:

«Теперь иди. Твоя работа здесь завершена. Эти спасенные духи некогда запутались в сетях собственных интриг, а ямы, которые они копали для других, стали их собственной тюрьмой, но пришло время, они раскаялись, у них возникло желание загладить вину. Это привлекло к ним внимание спасателей, и они освободили несчастных из тюрьмы, которую те построили для себя сами. В этих горах томится множество духовных узников, которым пока нельзя ничем помочь, ибо на свободе они станут опасными для других. Зло и запустение, которое они посеют вокруг себя, только продлят срок их последующего заключения. Они сами создали для себя тюрьмы, ибо эти огромные горы несчастий являются продуктом жизнедеятельности земных людей, а эти духовные обрывы отражают собой приступы отчаяния, жалкими жертвами которых эти люди были в земной жизни. Когда их сердца смягчатся, когда они научатся ценить свободу по-настоящему, только тогда они научатся нести добро, а не зло, только тогда их тюрьмы откроются, и они смогут избежать воплощенной в страданиях смерти, к которой приговорила их собственная жестокость к другим».

Голос умолк, и мы в темноте на ощупь начали спускаться вниз по горному склону, пока снова не оказались на равнине. Страшные и таинственные черные долины вечной ночи, громоздящиеся вверх горы эгоизма и тирании, — от всего этого у меня на сердце стало так холодно, что я был рад, когда мне сообщили, что мне уже не нужно больше здесь оставаться.

***

Наши дальнейшие скитания привели нас в огромный густой лес: такие леса часто являются в ночных кошмарах. Голые ветви были похожи на живые руки, которые пытались вцепиться в незадачливого путника. Длинные змееподобные корни стлались по земле, извиваясь петлями, как веревки. Возвышались черные стволы, словно опаленные жгучим огненным дыханием. Из-под коры сочилась густая зловонная слизь, и рука, коснувшись ее, приклеивалась намертво. Волнистые заросли свисающих огромных и темных лиан прикрывали ветви словно саваном, мешая проникнуть взглядом внутрь призрачной чащи. Приглушенные крики изможденных и замученных существ доносились из страшного леса, и изредка нам удавалось разглядеть души, заключенные в тесные оковы растительной тюрьмы. Они пытались вырваться, но не могли сделать ни единого движения.

«Как же им помочь?» — размышлял я. Некоторые удерживались за ступню, гибкий корень, изогнувшись, держал их как в ловушке. У кого-то рука приклеилась к стволу дерева. Несколько страдальцев обросли саваном из черного мха, а встречались и такие, чья голова и плечи были оплетены ветвями. Свирепого вида звери прохаживались вокруг них, а гигантские коршуны хлопали над ними огромными крыльями. Но ни звери, ни птицы не могли коснуться узников, не могли причинить им вреда, хотя и находились рядом.

«Кто все эти мужчины и женщины?» — спросил я.

«Они когда-то с радостью наблюдали за страданиями других, отдавали своих собратьев на растерзание диким зверям, чтобы насладиться зрелищем страданий. Они без всякой причины, но лишь ради того, чтобы удовлетворить свою жестокость, всеми способами в разные времена пытали, ставили ловушки и убивали — и всегда более слабых. Для них освобождение возможно лишь в случае, если они научатся состраданию и жалости по отношению к другим и почувствуют желание спасти кого-нибудь от мук, хотя бы ценой собственных страданий. Тогда оковы, удерживающие их, ослабнут, и они освободятся, чтобы заслужить прощение. А пока никто не сможет помочь им, и ничто не сможет освободить их. Они сами должны создать для себя условия освобождения собственными благочестивыми желаниями и стремлениями. Вспомните историю Земли: вспомните, как люди во всех странах угнетали, порабощали и мучили своих собратьев, и вас более не удивит, что этот лес так густо заселен. Для вашего же собственного блага вы должны были увидеть это ужасное место. Поскольку никто из тех, кого вы здесь видите и жалеете, до сих пор так и не изменил свое сердце, чтобы у вас была возможность оказать помощь, вы сейчас пойдете в другое место, где сможете принести больше пользы».

***

Покинув лес безысходного отчаяния, мы прошли совсем немного, когда, к моей великой радости, я увидел, что к нам приближается мой друг Хассейн. Но, помня предостережение Аринзимана, я подал условный знак и тут же получил известный мне ответ. Он сказал, что принес мне письмо от отца и послание от любимой, которая написала мне самые сладкие слова любви и ободрения. Хассейн сказал, что мне поручена новая миссия, мне предстоит работать с огромными массами духов, порочные наклонности и таланты которых сравнимы разве что с их собственной воистину необъятной интеллектуальной энергией и изобретательностью в части различных козней.

«Именно эти духи некогда управляли людьми, были королями интеллекта во всех областях. Они употребили во зло свою власть и в результате были прокляты. Тебе придется крайне остерегаться большинства из них, ибо они будут придумывать различные уловки, чтобы завлечь тебя искушениями, они испытают на тебе все виды предательства. Но среди них есть несколько таких, которым ты должен будешь помочь или оказать поддержку. Ты сам определишь или тебе подскажут события, для кого из них твои слова и помощь наиболее ценны. Скорее всего, я не принесу тебе больше писем, придет кто-нибудь другой, но прежде всего, помни и никогда не забывай, что нельзя никому доверять, пока тебе не покажут условный знак и символ ордена, как это сделал я. Сейчас ты окажешься во вражеском лагере. Там ты обнаружишь, что всем известна цель твоего прихода, и это не встретит ни в ком одобрения, хотя они могут и притворяться. Будь осторожен, ни в коем случае не верь их обещаниям и тем более любым проявлениям дружеского расположения по отношению к тебе».

Я пообещал помнить все его предостережения. Он добавил еще, что мне придется на время расстаться с моим верным компаньоном пиратом, поскольку тому опасно сопровождать меня туда, куда я должен отправиться, но обещал, что оставит его под защитой того, кто поможет ему как можно скорее покинуть эту темную страну.

Передав мои прочувствованные и полные надежды послания любимой и отцу Хассейну, которые он обещал им вручить, мы расстались. Я отправился в указанном мне направлении, очень вдохновленный и успокоенный полученными добрыми вестями и посланиями любви.